Лыске и Пеструхе жарко, они высовывают языки и тяжело переставляют ноги с растрескавшимися копытами.
— Пить хотите, бедняжки, — заговаривает Милан с коровами голосом заботливого хозяина.
Он довел борозду до конца, опрокинул плуг. Коровы медленно шагают по краю поля. Пеструха тянется к одуванчику в канаве. Лыска не может, ей мешает ярмо, но и она таращит кофейные глаза на одуванчик.
— Проголодались? — спрашивает Милан. — Ну-ну, сорви, не бойся.
Пеструхе удалось слизнуть одуванчик, Лыска дергает головой, вытягивает шею из ярма. Милан поглядывает на недопаханный участок и вздыхает. Как решить: допахать или попасти несчастных коров? Если не допашет, мама будет ворчать. Ну и пусть ворчит, не может он больше глядеть, как вываливают языки и тяжело дышат коровы.
Он погнал коров к дороге, отцепил плуг и подпер его колышками. Потом повел коров к шоссе, на Яблоневую, там, где аллея старых яблонь, а под ними — холодок и трава, проросшая сочным луговым клевером.
На Яблоневой коровы передохнули. На траву они прямо-таки накинулись, срезают ее языком у самых корней.
Прошел пассажирский поезд из Превидзы.
— Одиннадцать, — сказал себе Милан. — Еще немного попасу и приду домой как раз к обеду.
Кто-то шел от станции, издали невозможно было разглядеть, кто это. Но когда человек свернул в аллею, Милан сразу узнал Эрнеста.
— Я тебя увидал из поезда и пошел навстречу. Доктор велел больше ходить, разминать ногу, — сказал Эрнест и осторожно сел на край дорожной канавы. — Вспахал?
— Еще нет. Коровам жарко было, еле дышали, я и решил попасти их немного.
Он ждал, что Эрнест выбранит его, но тот только вздохнул:
— Не жалеем мы их, они уж и доиться перестали.
Он порылся в портфеле, достал сверток в белой бумаге.
— Колбасу тебе принес.
Милан взял бумажный пакетик. Две булочки и колбаска; когда мама едет в город, она приносит ему конфету, как маленькому, а Эрнест — всегда колбасу. Мужчина — он и есть мужчина. Милан взялся за еду. Булочки были хрустящие, с поджаристой корочкой, а колбаса — сладковатая.
— На заседании был?
Булки с такой колбасой Эрнест всегда приносил с заседаний. Там давали на полдник сладковатую колбасу — конскую.
Эрнест усмехнулся: угадал.
— Был. Утром в больнице, а потом на совещании. И шапку тебе купил, вот посмотри, и шарф.
Шарф! Ну и Эрнест… Летом покупать шарф.
Эрнест достал покупки, и Милан тут же примерил шапку. Шарф был в черную и красную клетку, мягкий на ощупь и, наверное, дорогой.
Собственно, он собирался купить рубашку, Гривкова ему наказала купить у Шмила рубашку. Он забежал в магазин перед совещанием. Рубашки были, но не его размера.
«Может, на складе есть, — сказал хитроглазый, услужливый Шмил, — подождите-ка минуточку».
Но ждать Эрнест не мог, сказал, что вернется через час-другой, а пока возьмет эту шапку и этот шарф.
Совещание в райкоме затянулось, Эрнест побоялся опоздать на поезд и в магазин не зашел; так он и остался без рубашки.
От берега, из долины, заросшей терновником, свернула на Яблоневую подвода. Яно Мацко вез люцерну, что-то насвистывал и подхлестывал коров.
Одна из коров, рыжая с белым ремнем по хребту и обломанным рогом, шагала спокойно, зато вторая, молодая телка, непривычная к ярму, то и дело дергала хвостом, и шерсть на ней мелко подрагивала.
— Из города? — окликнул Яно Эрнеста. Не ожидая ответа, прикрикнул на телку, которой вздумалось брыкаться: — Попрыгай у меня, я тебе сейчас попрыгаю!
Он хлестнул ее кнутом по белой шелковистой шее. Телушка попятилась, потом рванулась вперед, часто перебирая ногами, задрала красивую голову с маленькими рожками и начала вертеть шеей.
— Замучает она мне Рыжуху! — рассердился Яно.
— Славная коровка, — похвалил Эрнест.
— Да, всем бы хороша, только в ярме ходить не хочет. Придется вести.
Яно остановил воз, схватил брыкливую телку за цепочку, обмотанную вокруг рогов. Телушка уклонялась от него, переваливая ярмо то в одну, то в другую сторону, поблескивала большими испуганными глазами.
— Еще рог себе обломит… — злился Яно.
— Оставь, — успокаивал его Эрнест. — Чует, видно, что ей не придется к ярму привыкать. Весной уже не будем запрягать коров.
Яно покосился на него:
— А кого запряжешь? Себя?
Эрнест глубоко затянулся сигаретой.