Он приехал сюда двадцать лет назад, к заявлению о приеме была приложена справка, что он регулярно ходит в церковь и на исповедь. Увидев, в каком состоянии находится школа, он ужаснулся, но тогда он был молод и полон энергии; он надеялся привести школу в порядок или даже построить новую. Главное — не падать духом. Патроном школы был богатый Нитранский капитул, а ему в одной только Лабудовой принадлежали три четверти всех земель, пан епископ и паны каноники могли бы расщедриться…
Двадцать лет он просил, угрожал, настаивал — и вот он, результат. Ничего не изменилось, только школа еще больше состарилась, и он состарился в ней. До пенсии ему остался всего лишь год, как-нибудь дотянет.
— Это деревня, коллега, — повторил он снова, но не очень уверенным тоном.
Тане было искренне жаль его. С чего она взяла, что он неискренний, злой? Ведь это просто старый, уставший человек. Он не достиг своей цели, большой, прекрасной цели своей жизни, это, должно быть, горько и больно.
— Что-нибудь придумаем, — сказала она и ободряюще улыбнулась ему.
Не печальтесь, пан директор, вы еще доживете до той поры, когда в Лабудовой вырастет новая школа. Хоть и на пенсии, но доживете.
Правда, пока новая школа — всего лишь мечта, манящее видение. Сегодняшний наш день — вот эта развалюха с осевшими стенами, рассохшийся шкаф, полный жалкого хлама. За неделю, за две школу не построишь, но учебными пособиями можно будет разжиться и в такой срок.
Я напишу своей бывшей директрисе, пусть пришлет нам что-нибудь из своих кабинетов. Необязательно новое, сойдет и старое для начала. Книги мне пришлют друзья из Братиславы — я им напишу, почему бы и не попросить для такого дела, ведь не для себя же.
А еще давайте сходим в местный комитет к Янчовичу или Гривке, я верю, что они нам не откажут, во всяком случае не Гривка, это ведь хороший парень, не правда ли? Такой порядочный, добросовестный, он нам поможет. Он ведь тоже был вашим учеником?
Милан носился по деревне на велосипеде, развозил членам партячейки какие-то конверты от Эрнеста. Таню он оставил напоследок — не нарочно, просто так вышло.
— Почта! — крикнул он под окном.
— Спасибо, связной! — раздалось изнутри. Из окна высунулась маленькая белая рука и взяла конверт.
— Доброй ночи.
— Доброй ночи.
Милан круто развернул велосипед и чуть не врезался в Силу.
— Ты что здесь делаешь? — удивился Милан.
— Тш-ш! — зашипел на него Сила. Он взял Милана за локоть и потащил его к окну: — Загляни, только осторожно.
Милан посмотрел сквозь редкую занавеску.
Таня сидела за столом и ела яичницу с хлебом. Над расписной чашкой поднимался пар, то ли от чая, то ли от горячего молока.
— Ну и что? — пожал Милан плечами, когда они выходили со школьного двора. — Сделала себе яичницу и ужинает.
— Осел! — буркнул Сила. — Ходишь к ней, а ничего не замечаешь. Она ведь только и ест, что яичницу, ну, чашку молока выпьет с хлебом. Понимаешь? На обед и на ужин яичница да молоко, молоко да яичница, никогда ничего путевого себе не сварит, как она только выдерживает?
Милан задумался. Яичница — вещь не такая уж плохая, он сам может в один присест проглотить яичницу хоть из пяти яиц, но если есть ее изо дня в день, она бы ему живо опротивела, хоть он и не разборчив в еде.
— А почему она ничего себе не готовит?
— Осел! — повторил Сила. — А когда? То она в школе, то на этих собраниях.
— Тогда почему она не столуется у кого-нибудь, как другие учительницы? Гомбарова ходит к Буханцам, Лесковская, которая первачков учит, — к Грызнарихе. И она бы тоже могла.
— Осел! — отвел душу Сила в третий раз. — Думаешь, кто-нибудь позовет Танечку столоваться? Подохни она с голоду, они бы только радовались, гады.
Милан кивнул. Да, лабудовские хозяйки попритихли, уже не грозятся проучить Таню, но злобный интерес к маленькой учительнице остался. Бабы только и ждут подходящего случая, чтобы сорвать свою злость.
Милан с Силой слонялись по Верхнему концу села, пинали камешки на дороге и думали, что им сделать, чтобы Таня не захирела от этой вечной яичницы.
Они перебрали по порядку всех хозяек, у которых можно было бы столоваться. Грызнариха? И думать нечего. Та больше всех выступала против учительницы, она и к директору ходила, чтобы он написал властям. Грофичиха из усадьбы или Буханцова не возьмут партизанку. Агата Балажова, у которой муж машинист, приходится Силе теткой. Готовит она отлично, недаром ведь служила в городе у господ.