— Согласен, но при вашей строгости вы представляетесь мне… несколько запоздалым моралистом.
— Моралистом? — Джакомо слегка улыбнулся. — Бросьте. Молодые люди чувствуют себя совершенно покинутыми, предоставленными самим себе, они понимают, что для властей и для общества они просто не существуют. Конечно, от них следует ждать ответных действий.
— Каких молодых людей вы имеете в виду?
Джакомо допил чай и поставил чашку.
— Есть некое изначальное равенство между теми, кто носит шляпу, и теми, кто носит джинсы. Улавливаете, синьор Винчипане? Стратеги потребительского рынка хотели бы разделить нас на тех, кто может позволить себе фирменную одежду, и тех, кто вынужден довольствоваться дешевыми магазинами. Однако все мы испытываем одинаковое неудобство, ибо ощущаем, как нами управляют. Некоторые вкалывают себе наркотики, кое-кто впадает в отчаяние. К счастью, есть и те, кто ищет иные пути.
Очарованный словами Джакомо, Яирам согласился:
— Это верно. Я тоже ищу внутренней строгости, высших ценностей и…
— …Настоящего равенства, духовного равенства, — заключил Джакомо, поднимаясь. Он пожал Яираму руку и надел шляпу. — В любом случае вы знаете, где меня искать. До встречи.
Поединок — «состязание», согласно определению Джакомо — состоялся несколько дней спустя, и для него не понадобилось ни секундантов, ни свидетелей.
Молодые люди, надев спортивную одежду и кроссовки, соревновались в своего рода марафоне. Победу одержит тот, кто пробежит больше.
Они выбрали холмистую дорогу, что вела из города в сельскую местность. И побежали рядом.
— Может, перейдем на «ты»? — предложил Яирам.
— Согласен, если тебе так больше нравится.
Казалось, они целиком сосредоточились на соревновании, но в то же время им определенно хотелось поговорить.
— А почему же нет твоих друзей?
— Я даже не предупредил их.
— Но у тебя, очевидно, их много? — заметил Яирам. — Как это тебе удается?
— Я знал, что спросишь об этом. Хочешь, сделаем передышку. Устал?
— Нисколько. А ты?
Джакомо покачал головой. Потом сказал:
— Это не друзья, а нечто меньшее и в то же время нечто большее. — Он напрасно ожидал вопроса Яирама. — Дружба — дело трудное, и она встречается редко. Ею можно удостоить лишь немногих, очень немногих людей.
— Знаю. Даже слишком хорошо.
— Но замечательно иметь еще и братьев. Не родных, а приобретенных. Это дает великолепное чувство уверенности.
— Думаю, я понял. У вас что-то вроде секты.
— Ты ничего не понял, Яирам. Да, кстати, у тебя очень странное имя.
— А знаешь, что оно означает?
— Конечно. Если прочитать с конца, получится «Мария».
— Тебя не устраивает?
— Мне очень нравится, если дело только в этом. Но разве ты не говорил, что у тебя итальянское гражданство?
Яирам утвердительно кивнул:
— Но у меня есть и ливанский паспорт. Расскажи про твою секту.
— Расскажу. Когда пойму, что ты лишен предрассудков.
— Риччи, не хочешь сделать небольшую передышку?
— И не подумаю. Если не можешь больше бежать, признавайся, что проиграл.
— Я очень вынослив. И упрям.
— Я тоже. Вот увидишь.
Но бежать, запыхавшись, и разговаривать было все труднее. Джакомо снова заговорил:
— Наша организация — это лига обиженных. Мы хотим совершенствовать самих себя и стать примером.
— Примером? Но кому и для чего он нужен?
— У нас есть духовный отец для тех, кто в нем нуждается. Это предсказатель, монах-гузманианин. Уверен, что в скверном двухтысячном году его сделают святым.
Яирам оценил двусмысленность шутки. Он подумал: «А если двухтысячный год будет хорошим, то отправят в ад?» — но ограничился вопросом:
— Это он — ваш предводитель?
— Нет. У него даже нет права голоса. Но его это устраивает, и нас тоже.
— Странное братство…
— Наша цель — поиск. — Помолчав немного, Джакомо добавил: — Идеологии уходят, нужда в вере — нет. Сегодня, как никогда прежде, необходимо искать веру. Тебе не кажется?
— Какую веру?
— Ту, которую найдешь в себе. Веру в самого себя, веру в человека. Не найдешь эту, ищи другую.
— Ты хочешь сказать, веру в Бога?
— Она тоже может сгодиться, мой друг.
— Не слишком ли рано ты назвал меня другом? Прежде чем сделать это, такой человек, как ты, должен не раз подумать.