Когда пожилые люди заметили, что мы поужинали, они подошли к нашему столику. Вежливо представившись, попросили разрешения побыть немного с нами. Они принесли бутылку вина и хотят угостить нас. Мы пододвигаемся, приглашая сесть за наш стол.
Это ликер, крепкий, как водка, но ароматный.
Сразу становится ясно, что больше всего их интересую я.
— Вы в самом деле знаете нашу родину?
— Конечно.
— Когда вы там были?
— Шесть лет назад.
Довольные, они улыбаются.
— Для нас это все равно что сегодня.
Я тоже доволен, и алкоголь к тому же развязывает мне язык.
— Я приехал туда из Москвы в спальном вагоне. Утром проснулся в Риге.
— Ах, Рига…
— Очень красивый город. А исторический центр — просто чудо.
По очереди говорят все четверо.
— Лебеди там по-прежнему есть?
— Большой рыбный рынок видели?
— А статую маленькой танцовщицы?
— А где еще были?
— На каникулах был в Юрмале.
Изумление и печальные вздохи.
— Ну разве она не лучше Лазурного берега?
— А в Майори были?
— Часто бывал там. Я жил в трех остановках оттуда.
— И куда вы ездили?
— В один дом в Дубулти.
Думаю, они с трудом удерживаются, чтобы не расцеловать меня.
— Выходит, Латвия еще существует.
— Простите, а что вы там ели?
— Помню творог и кашу. И еще кислое молоко. Я пил его каждое утро.
— Боже мой…
— И борщ и солянку ел.
— Нет, это русские блюда.
— И гречневую кашу.
— Да, да, гречневая каша. Иногда мы готовим ее и здесь.
— И знаменитое балтийское жаркое из мелкой рыбы.
— Я люблю ловить сетью. Совсем маленькие рыбки попадаются.
Все приумолкли. Но пить не перестают.
— Простите, вы приехали сюда, чтобы порыбачить?
Быстро взглядываю на Яирама и Бетти:
— Ну да, конечно.
— Тогда вам лучше ехать на большие озера — Гудзон или Мичиган.
— Да нет, здесь тоже хорошо, — говорит другой собеседник. — Надо только выйти на берег Эри, между Детройтом и Толедо. Там можно поймать окуня, но чаще всего попадаются огромные форели.
— Этот сезон особенно хорош для подводной охоты, — говорит третий латыш. — У вас есть снаряжение?
— К сожалению нет.
В разговор вступает четвертый собеседник:
— Ничего страшного. Все можно взять напрокат. Вам лучше отправиться на южный мол.
Они встают. Пожилой человек замечает маленький золотой крестик на шее Бетти. Крест необычный: все четыре его конца заканчиваются крохотными прямоугольниками.
— Красивый. А знаете, как называется такой крест?
Бетти качает головой.
— Усиленный крест. Он очень древний. Завтра, когда погрузитесь под воду, посмотрите на камни, лежащие у самого берега Эри, там, где в озеро впадает река. На глубине восемь или десять метров есть точно такой же крест, как у вас.
7 мая
Воскресенье. Утро выдалось необычайно солнечным, и множество людей гуляет или совершает пробежки под легким свежим ветерком, дующем с севера. Река Детройт буквально усеяна всякими лодками и суденышками. Почти все сидящие в них ловят рыбу удочкой.
Добираемся до южного мола.
— И что теперь делать? — интересуется Яирам.
— Добывать снаряжение, — решительно говорю я.
Бетти колеблется:
— Тебе и в самом деле так хочется заняться рыбной ловлей?
— Отнюдь нет. Я хочу только спуститься в озеро и посмотреть на такой же крест, как у тебя.
Кто-то показывает нам вдалеке сверкающий свежей голубой краской деревянный сарай.
Там мы берем напрокат все необходимое: небольшую лодку, легкие водолазные костюмы, маски и кислородные баллоны.
Река впадает в Эри неподалеку отсюда. Озеро покрыто мелкой рябью. Повсюду видны небольшие рыболовецкие суденышки, но озеро такое огромное, что кажется, будто их не так уж и много.
Медленно плывем у самого берега — вдоль каменных плит.
Яирам смотрит в сторону суши и с изумлением восклицает:
— Смотрите, вон там видна Ливония! По прямой километра два будет.
Бетти опускает руку в воду:
— Вода холодная. Спускайтесь вы, а я подожду тут.
— Боишься воды? — шутит Яирам.
— Кто, я?
Все трое надеваем водолазные костюмы и опускаемся под воду без кислородных баллонов.
Видимость отличная. Каменные плиты, которыми укреплен берег, — огромные гранитные блоки, соединенные бетоном, — образуют стену. Она отчетливо видна, во всяком случае до глубины метров в десять.
А дальше — пропасть и мрак. Озеро, видимо, очень глубокое.