Отец Отто принялся оправдываться, говоря, что поручил Гельмуту опустить два мешочка в колодец. Черный монах не удостоил его даже взглядом и приказал всем замолчать, пока вор держит ответ. Гельмут и не подумал выкручиваться, а просто признался, что золото проиграл. Черный монах опустил голову, не сдержав смеха. Дерзость и наглость Гельмута в чем-то даже забавляли его. Между ними началась какая-то странная перепалка. Гельмут спросил, что за кара ждет его. Тот ответил, что подходящее наказание придумать трудно. „Может, просто не хватает фантазии?“ — съехидничал Гельмут. Черный монах сказал, что сначала хочет закончить дело с церемонией. По сути же, было ясно — он горел желанием отомстить.
Гельмут подошел к моему мужу и попытался привести его в чувство, потому что тот словно утратил дар речи. Он заклинал его уйти, бежать, вернуться к своим книгам. Рудольф ответил ледяным тоном, что книги, лежащие в крипте, тоже его.
Далее неописуемые события происходили стремительно. Отец Отто приблизился к алтарю, взял подушку с мечом и подошел к Рудольфу. Гельмут хотел было броситься на помощь барону, но оба монаха остановили его. Рудольф поколебался мгновение, потом, словно загипнотизированный блеском меча, протянул руку и взял его.
И меч тотчас воспламенился. Черный монах посмотрел на него ехидно и в то же время с явным удовлетворением, потому что, как он и предвидел, это доказывало, что барон не избран. Тем временем пламя перекинулось на моего мужа, и он вспыхнул, словно лист бумаги. Черный монах изумился: значит, барон фон Зайте был всего лишь бумажным созданием? Книгой?
И действительно, то, что спустя несколько мгновений осталось от Рудольфа, оказалось всего лишь горсткой пепла от сгоревшей бумаги. Но меч, упавший на землю, не погас. Пламя, извиваясь, разбежалось от него во все стороны, образуя крест, концы которого быстро удлинялись. Огонь охватил книги и стены крипты. Монахи последовали за своим настоятелем, но не бежали прочь, а стали забираться в локулы.
Гельмут стоял не шелохнувшись. Черный монах окликнул его. Стена огня разделяла их.
И здесь следует повторить сказанное ими.
— Хочу все-таки попытаться тронуть твое сердце, — льстиво сказал черный монах. — Ты вор, но по-прежнему тамплиер, и в твоем уставе есть среди прочих обет отдать жизнь ради спасения ордена.
— Величайшего из всех, какие знала история. — В гордых словах Гельмута звучал фанатизм. — И я докажу тебе это.
Последовала пауза. Пламя в глазах черного монаха сделалось неистовым.
— Тебе известны Числа. Последнее из них обозначает встречу, которую ты не можешь пропустить.
— Но и ты не хочешь пропустить ее.
— Да, только моя цена на этот раз будет высока, как никогда. Мне нужно сокровище Третьего храма. То, которое Иньяцио ди Коллеферро скрыл даже от меня. Тебе известно, где оно?
— Нет.
— Ищи. У тебя больше века, чтобы отыскать его. — Он начал отступать, не обращая внимания на лизавшие его языки огня. И уже издали крикнул со смехом: — В тот день, клянусь, тебе не удастся ограбить меня!
Крипта превратилась в огромную жаровню. Балки, державшие церковь, пошли трещинами.
Дома я нашла Гельмута. Он складывал небогатые пожитки в дорожную сумку и вручил мне два мешочка с золотом. Гельмут сказал, что золото принадлежит мне и я, как он надеется, сумею им с толком распорядиться.
Зачем же он рискнул жизнью?
Он ответил, что сделал это и для самого себя: настоящий немецкий дух должен создавать книги, а не оружие.
Мы посмотрели за окно. Дождь прекратился, зеленые и бурые краски засверкали чистотой капель.
Гельмут поцеловал мне руку и уехал.
Что я испытывала к нему? Любовь? Привязанность? Не знаю.
Я не оплакивала исчезновение мужа. Физически он никогда не существовал для меня.
Оружейную фабрику я снесла, а на ее месте построила новую типографию. Выбор этот стал для меня источником утешения, особенно когда в 1914 году в Европе разразилась война».
Джакомо проснулся оттого, что кто-то тронул его за плечо. Машинально поискал глазами баронессу в кресле, в углу библиотеки. Ее не было, как не было больше и рукописи на письменном столе. Яркий солнечный свет и свет включенной лампы на две-три секунды ослепили его. Наконец он увидел улыбающегося Гельмута.
Отвечая улыбкой, Джакомо поднялся. Друзья взглянули друг на друга, и теплое объятие смягчило охватившее их волнение.
От аббатства Хиршау остались лишь жалкие руины, заросшие травой и невысоким кустарником.
Следы пожара видны были до сих пор. Гельмут и Джакомо молча обошли трагические развалины, потом поднялись на холм. На вершине Гельмут остановился и показал Джакомо треугольник из чисел, начертанный черным монахом и сохранившийся спустя столетия. Они присели, чтобы рассмотреть поближе.