— Дождь кончился, — сказала она. — Я хочу продолжить свою прогулку среди мертвых, и мне было бы приятно, если бы вы составили мне компанию.
— Когда началась война, мне было двадцать, — помолчав, сказала Маргарет. — Я тогда жила в Лондоне. Прекрасно помню эту страшную осень 1940 года. Беспрерывный вой воздушной тревоги, когда знаешь, что многие погибнут в эту ночь, но не знаешь, будешь ли ты среди них или тебе повезет. Как будто раскрылись врата ада и зло, не просто зло, абсолютное зло хлынуло на землю. Это не самолеты были там, в небе, — бесы, с хвостами и когтями, они, хохоча, бросали на нас бомбы. Потом, когда я уже работала в полиции, я поняла, что людей, злых по природе, не существует или их очень мало. Но обстоятельства делают из них злодеев.
— Мне очень хотелось бы знать, как Герберт Молин воспринимал самого себя.
— Считал ли Герберт, что он злодей?
— Вот именно.
Она подумала, прежде чем ответить. Они остановились позади каменного кургана — ей понадобилось завязать шнурок. Он хотел ей помочь, но она, протестуя, покачала головой.
— Герберт считал себя жертвой, — сказала она. — Во всяком случае, в те часы, когда он мне исповедовался. Теперь я понимаю, что это была ложь, Но тогда я об этом не думала. Я страшно боялась, что он настолько ошалеет от любви, что встанет под моим окном и начнет выть на луну.
— Но не выл?
— Слава создателю, нет.
— Что он сказал вам на прощанье?
— «Пока». И ничего больше. Может быть, попытался поцеловать, я уже не помню. Я была очень рада, что он исчез.
— И потом вы никогда больше о нем не слышали?
— Никогда. До сегодняшнего дня, разумеется. Сегодня явились вы и рассказали мне всю эту странную историю.
Они вновь дошли до конца и повернули назад.
— Я никогда не считала, что нацизм умер с Гитлером, — сказала она. — Презрение к людям, расизм, людоедские идеи сегодня так же актуальны, как и тогда. У них, может быть, другие имена, другие методы. Сегодня войска не встречаются на поле боя. Ненависть находит другое выражение, она подспудна. Эта страна, да не только эта, вся Европа вот-вот лопнет от своего презрения к слабым, к беженцам — все того же расизма. Я вижу это повсюду. И все время спрашиваю себя — а можем ли мы этому противостоять?
Стефан открыл калитку. Но она не пошла за ним.
— Я побуду здесь еще немного. Еще не наговорилась с мертвыми. Ваша история очень и очень поучительна. Но я так и не получила ответ на вопрос, который вертится у меня на языке.
— Какой?
— Зачем вы приехали?
— Любопытство. Хотелось знать, что за человек скрывается за инициалом «М» в дневнике. Хотелось знать, зачем он ездил в Шотландию.
— И все?
— И все.
Она снова откинула волосы с лица и улыбнулась:
— Желаю успеха.
— В чем?
— Может быть, вы когда-нибудь его найдете. Арона Зильберштейна, того, кто убил Герберта.
— Значит, он вам рассказывал о том, что случилось в Берлине?
— Он говорил о своем страхе. У человека по имени Лукас Зильберштейн, у его учителя танцев, был сын по имени Арон. Герберт боялся мести и всегда думал, что она явится к нему именно в лице этого мальчика. Он запомнил его на всю жизнь, мне кажется, он ему даже снился. Я почти уверена, что это именно он выследил и убил Герберта.
— Арон Зильберштейн?
— У меня хорошая память. Он называл именно это имя. А теперь время попрощаться. Я пошла к погибшим. А вы возвращайтесь к живым.
Она шагнула вперед и потрепала его по щеке. Он проводил ее взглядом — она уверенно шла по полю. Потом исчезла из виду. Вместе с ней ушли воспоминания о прошлой осени в Херьедалене. Где-то в архивах эстерсундской полиции лежит дневник, когда-то завернутый в старый дождевик, несколько фотографий и письма. Теперь он встретился с Маргарет Симмонс, и она не только рассказала ему о поездке Герберта Молина в Шотландию, но и назвала имя человека, которого они знали как Фернандо Херейру.
Он зашел в музей и купил открытку. Сел на скамейку и написал несколько слов Джузеппе.
Джузеппе,
В Шотландии идет дождь, но здесь очень красиво. Человека, убившего Герберта Молина, зовут Арон Зильберштейн.
Привет,
Стефан.
Он поехал назад в Инвернесс. Администратор обещал отправить открытку.
Делать было нечего, только ждать. Он долго гулял, поужинал в том же ресторане, что и вчера, и вечером долго говорил с Еленой. Он очень соскучился по ней, и теперь ему почему-то было легко ей об этом сказать.
На следующий день он улетел в Лондон. Из Гэтвика взял такси в гостиницу, где она остановилась. Они провели в Лондоне еще три дня.
В понедельник семнадцатого апреля Стефан вышел на работу. Первым делом он зашел в архив, где на стене висел снимок английской делегации, сделанный в 1971 году. Он снял ее и убрал в ящик с другими фотографиями.
Поставил ящик на место в дальнем углу.
Глубоко вздохнул.
Надо было приступать к работе. Он мечтал о ней уже давно.
Конец
Послесловие
Перед вами — роман. Это значит, что я не описывал события, людей и пейзажи так, как они есть или какими они были. Я позволял себе передвигать перекрестки, перекрашивать дома, а главное, конструировать цепь вымышленных событий, когда в этом возникала необходимость. То же касается и моих персонажей. Не думаю, чтобы в эстерсундской полиции был человек по имени Джузеппе. Это только один пример. Это означает также, что ни один человек не должен узнавать себя в героях моей книги, хотя определенного сходства с живыми людьми мне вряд ли удалось избежать. И если это так, то, пожалуйста, будьте уверены — это чистая случайность.
Но то, что солнце в Херьедалене в ноябре встает примерно без четверти восемь — это абсолютно точно. Среди всех этих фантазий есть и абсолютно верные и недвусмысленные факты.
Рассказать об этих фактах, как вы понимаете, и было главным намерением автора.
Гётеборг, сентябрь 2000
Хеннинг Манкеллъ