Солнце проглядывало сквозь блеклые башенки Альгамбры и лишь изредка бросало золотистые блики на площадь, прежде чем скрыться за горами. Хозяин ее любимого кафе «Бочка» (она наконец-то прочитала его название) понимал, что мало кто из посетителей захочет посидеть на веранде, когда температура воздуха упала, поэтому даже не стал сегодня выставлять туда стулья. Соня вошла в полутемное кафе, и вскоре ее глаза привыкли к сумраку.
Старик сидел за стойкой бара и вытирал бокалы. Он встал ей навстречу. Ему не пришлось даже спрашивать, что она хочет выпить, — вскоре раздался пронзительный свисток кофеварки, когда он стал готовить ей кофе со всем усердием ученого, проводящего эксперимент.
Даже ему было непросто работать в полутьме; он пересек комнату и включил свет — в ярком свете кафе тут же преобразилось. Тут было гораздо больше места, чем вначале показалось Соне: большая квадратная комната, в которой стояло десятка три круглых столиков, возле каждого — по два-три стула, в глубине помещения — еще несколько десятков стульев, нагроможденных друг на друга до самого потолка. Внутреннее убранство кафе поражало. И дело было не в шикарной мебели или необычном декоре. Внимание Сони тут же приковали стены, на которых не было ни одного свободного сантиметра.
На одной стене — несколько десятков афиш корриды. Соня знала, что подобные плакаты продаются по всей Испании и туристы пишут на них свои имена, чтобы возомнить себя известными тореадорами. Однако афиши на стенах не были простыми сувенирами, на них лежал отпечаток времени и подлинности. Соня встала, чтобы прочитать их.
Бои, которые рекламировали эти афиши, проводились на различных аренах по всей стране: в Севилье, Мадриде, Малаге, Альмерии, Ронде… Список можно было продолжать. Города были разные, но на всех плакатах стояло одно и то же имя — Игнасио Рамирес.
Соня медленно прошла вдоль ряда афиш, разглядывая каждую деталь, как искусствовед на открытии художественной галереи. В конце находился фотоколлаж из черно-белых снимков мужчины, видимо Игнасио Рамиреса. На некоторых снимках мужчина гордо позировал, каждый раз в другом костюме для корриды: узких расшитых бриджах, широком болеро из тяжелой парчи и треуголке. Он был страстный, красивый, с сердитым взглядом, в котором сквозило высокомерие. Интересно, испепелял ли он быка таким же взглядом, чтобы запугать его и сделать покорным?
На других фото он был запечатлен на арене в тот момент, когда повергал быка на землю. Вот он, один на один с быком, лишь в нескольких метрах от полутонны дикой ярости. На паре снимков объектив фотографа уловил взмах его плаща — расплывчатое пятно. На одном снимке бык пробежал настолько близко, что вскользь задел матадора, — его рога, казалось, запутались в плаще.
К этому моменту на ближайшем от Сони столике появились чашка крепчайшего черного кофе и кувшинчик с белой пенкой, над которым поднимался пар. Она капнула в кофе молока и медленно сделала первый глоток, не отрывая взгляда от фотографий. Хозяин кафе стоял рядом, готовый ответить на любой вопрос.
— А кто этот Игнасио Рамирес? — спросила она.
— Один парень, который когда-то здесь жил, известный матадор.
— И в конечном итоге его убил бык? — поинтересовалась Соня. — Он тут чуть не оказался у быка на рогах.
— Он погиб не на арене, — ответил хозяин кафе.
Они смотрели на снимок, на котором стоял, высоко подняв шпагу, тореро с воздетыми руками, бык находился менее чем в полуметре от него. Фотограф запечатлел драматический момент, когда матадор собирался вонзить клинок между лопатками быка. Мужчина и бык смотрели друг другу в глаза.
— Это, — прокомментировал хозяин кафе, — la hora de la verdad.
— Час чего?
— Это можно перевести как «момент истины». Мгновение, когда матадор должен нанести решающий удар. Если он неверно рассчитает время или у него дрогнет рука, ему конец. Terminado. Muerto[26].
Начав разглядывать снимок в мельчайших подробностях, вглядываясь в непроницаемые темные глаза, которые пристально следили за ней, Соня заметила массивную голову и плечи быка на стене в дальнем углу бара. Бык был черным как зола, плечи — метр в ширину, и даже в предсмертной агонии в его взгляде читалась наводящая ужас свирепость. Внизу, но все же довольно высоко, располагалась табличка с датой, которую Соня сумела разглядеть не сразу: «3 сентября 1936 года».
— Это был один из его лучших боев, — сказал старик. — Он состоялся здесь, в Гранаде. Бык был настоящим зверем, публика неистовствовала. Это был изумительный день. Я даже не могу описать вам, какое возбуждение царило на трибунах. Вы когда-нибудь бывали на корриде?