«В чем ошибка?» - спросил я.
«Ты же видишь, он стоит вон там, разве нет?» - поинтересовался Билли.
«Тогда кого же ты похоронил в гробу на Плезантвью?» - спросил его Алан Перинтон.
«Будь я проклят, если знаю, - сказал Билли. - И будь я проклят, если мне на это не наплевать». Он потянулся за сигаретами и рассыпал их по крыльцу, сломал две или три, пытаясь собрать.
«Вероятно, они будут настаивать на эксгумации - говорит Ганнибал. - Ты думал об этом? Мне звонили из проклятого Военного ведомства. Они захотят узнать, не похоронили ли они какого-то другого парня под именем Тимми».
«Ну а мне что за дело? - говорит Билл, повышая голос. - Меня это не касается. Мой сын со мной. Тимми на днях вернулся домой. Его контузило или что-то типа того. Сейчас он немного не в себе, но скоро поправится».
«Хватит, Билл, - одернул его я, ох как же я был на него зол. - Если… когда они выкопают этот гроб, они наверняка найдут его пустым, если только ты не набил его камнями, после того как вынул оттуда своего парня, хотя я не думаю что ты это сделал. Я знаю, что произошло, Ганнибал, Джордж и Алан тоже знают, и ты знаешь. Ты свалял дурака, когда поперся в лес, Билл, и теперь у тебя, да и у всего города могут быть крупные неприятности».
«Думаю, вы, ребята, знаете, где тут выход, - говорит он. - Мне не нужно не объясняться, не оправдываться ни перед тобой, ни перед кем-либо еще. Когда я получил телеграмму, жизнь из меня вышла. Я прямо почувствовал, как она вытекает, будто моча по ноге. Да, я вернул своего мальчика. Но ведь у них не было прав забирать его у меня. Ему было всего семнадцать. Он - все, что у меня осталось после того, как его мать ушла от меня, и забирать его было незаконно. Так что на хер вашу армию, на хер Военное ведомство, на хер Соединенные Штаты Америки и вас тоже на хер, ребята. Я вернул его к жизни. Он скоро поправится. Вот и все, что я вам скажу. А теперь топайте, откуда пришли».
Уголок его рта дергался в нервном тике, а на лбу выступил пот, большими каплями, и тогда я понял, что он совсем рехнулся. Я бы тоже рехнулся на его месте. Жить с такой… тварью.
Луис почувствовал, как волна тошноты поднимается из желудка. Он выпил слишком много пива за короткое время. Очень скоро все это пиво полезет обратно. Тяжелое ощущение перегруженного желудка подсказывало: это случится скоро, ох, как скоро.
- Больше мы ничего не могли сделать. Мы собирались уходить.
Ганнибал говорит: «Билл, пусть Господь поможет тебе!»
А Билл отвечает ему: «Бог никогда не помогал мне. Я все делал сам».
И тут Тимми подошел к нам. Он даже ходил как-то неправильно, Луис. Тимми ходил словно старый-старый дед. Высоко поднимал одну ногу, ставил ее, потом подтягивал к ней другую, шаркая по земле. Так крабы ходят. Его руки свисали, как плети. Когда он подошел ближе, мы увидели красные отметины, пересекающие его лицо по косой линии, словно прыщики или маленькие ожоги. Я понял: это те места, где пули из фашистского пулемета прошили его тело. Удивительно, как ему голову не оторвало.
И от него воняло могилой. Мерзко воняло, как будто он гнил изнутри. Я увидел, как Алан Перинтон рукой закрыл рот и нос. Вонь была просто ужасной. Прямо-таки представлялось, как у него в волосах копошатся могильные черви…
- Хватит, - хрипло сказал Луис. - Я уже достаточно услышал.
- Еще не достаточно, - сказал Джад. Он сказал это серьезно и устало. - Еще не достаточно. На самом деле все было еще страшнее, словами этого не передать. Чтобы это понять, надо было видеть своими глазами. Он был мертв, Луис. Но и живым тоже. И он… он... он многое знал.
- Многое знал? - Луис подался вперед.
- Ага. Он долго смотрел на Алана, ухмыляясь смотрел… так что мы видели его гнилые зубы, а потом он заговорил, очень тихо, приходилось напрягать слух, чтобы хоть что-то услышать. Словно в его глотку засыпали гравий. «Твоя жена, Перинтон, трахается с тем мужиком, который работает с ней в аптеке. Как тебе это? Она кричит, когда кончает. Как тебе это? А?»
У Алана отвисла челюсть, было видно, что эти слова сразили его наповал. Алан сейчас в доме престарелых в Гардинере… по крайней мере, это последнее, что я о нем слышал... ему сейчас должно быть за девяносто. А когда это случилось, ему было сорок или около того, и ходило много разговоров о его второй жене. Она приходилась ему троюродной сестрой, и переехала в наши края к Алану и его первой жене, Люси, незадолго до войны. Люси умерла, а через полтора года Алан взял да и женился на этой девушке. Её звали Лорин. Ей было не больше двадцати четырех, когда они поженились. И о ней уже тогда говорили разное, ну ты понимаешь, мужчины называли её девушкой свободных нравов. А женщины прямо говорили, что она потаскушка. И Алан, надо думать, тоже что-то такое подозревал, потому что сказал: «Заткнись! Заткнись, или я вколочу тебе эти слова обратно, кем бы ты ни был!»