Завоеватели причалили к берегам Египта за одну луну[9] до назначенного царём Антифотом дня поединка богатырей. А за двое суток до этого дня фараон Рамзес перенёс свои походные шатры от ближайшей из сторожевых крепостей к тому же самому береговому изгибу и раскинул их напротив стана лестригонов, оставив между ними и собой свободное пространство шириною в пятнадцать стадиев.
Великий Дом собирался отправить посла к Антифоту и предложить тому встречу, но царь лестригонов упредил его. Едва мачта с флагом фараона поднялась над его лагерем, от серой полосы лестригонского лагеря отделились несколько тёмных фигур и двинулись вперёд. Затем остановились, и в утренней тишине раздался трескучий голос барабана.
— Это большой барабан самого царя Антифота, — сообщил пожилой финикиец Дагон, который когда-то торговал с лестригонами, затем был захвачен ими вместе с кораблём и со всем товаром (такое «гостеприимство» люди бездны проявляли часто и со всеми), а через полгода выкуплен своей роднёй за огромное количество оружия и съестных припасов. — Этим барабаном он даст знать, что хотел бы говорить с египтянами. Это значит, что он сам вышел на переговоры.
— И значит, — заключил Рамзес, в это время преспокойно умывавшийся над серебряным тазом, — и значит, он хочет, чтобы я тоже сам к нему пошёл!
— Скорее всего, — кивнул Амен-Ка, возница фараона, стоявший возле него и следивший, как из серебряного кувшина, который держала молодая нубийка, падает в таз тонкая, играющая радугами струйка. — Он, конечно, именно этого и хочет, о Великий Дом. Но не много ли ему чести?
— Раз я принял его условия изначально, то придётся следовать им, — фараон взял из рук девушки полотенце, не спеша вытер шею, плечи и руки. — Зови мою охрану. И троянцев позови.
— Мы уже здесь, — раздался рядом голос Ахилла. — Ну, и грохочет этот их ба-ра-бан! Если отсюда так слышно, то рядом наверняка можно оглохнуть. Думаю, они используют этот приём и в бою, а, Дагон?
Финикиец улыбнулся:
— Да, они любят путать.
— Если ты, Рамзес, пойдёшь говорить с Антифотом, — сказал Гектор, — то разумно будет мне пойти с тобой: во-первых, так безопаснее, а во-вторых, я хотел бы посмотреть на лестригонов поближе.
— А я? — спросил Ахилл удивлённо. — Похоже, ты хочешь, чтобы я остался, так, брат?
Вместо Гектора, задумчиво смотревшего в сторону равнины, ответил Рамзес:
— Я уверен, что они не собираются показывать нам Каррика — его явно нет среди свиты Антифота. К чему же мы будем показывать своего бойца? Нет, Гектор прав — тебе не нужно идти с нами. У меня другой вопрос: издали плохо видно, но, по-моему, они идут в боевом облачении. Стоит ли нам надевать доспехи? Я совершенно уверен, что сейчас никакой битвы не будет: Антифот слишком дорожит задуманным зрелищем — поединком великанов, чтобы сорвать его.
— А если он вовсе не задумывает поединка, а собирается убить тебя, Великий Дом, чтобы лишить египтян властителя и военачальника? — предположил Ахилл. — А ты доверчиво выйдешь к нему без оружия и доспехов! Он же не знает тебя в лицо. Пошли вместо себя кого-то из своих военачальников.
Фараон покачал головой:
— Стыдно! Ты сам бы не сделал так, сын Приама, и Гектор бы так не сделал. И я не сказал, что пойду без оружия — оно будет у охраны. А я иду не биться, а говорить с ними.
Произнося эти слова, Рамзес с помощью рабыни надевал поверх лёгкой набедренной повязки широкую белую рубашку и пояс. Амен-Ка надел ему на шею золотое ожерелье с синей эмалью и чёрным скарабеем посередине.
— Что до поединка, — продолжал говорить фараон, поводя плечами под тяжёлым грузом сверкающего металла, — то я не сомневаюсь: он будет. Этого Антифот хочет сильнее всего — многие из побеждённых им народов отступали без сражения, такой ужас наводила чудовищная сила Каррика и лёгкость, с которой он убивал самых могучих воинов. Нет, нет, Амен-Ка, парика не надо — это не праздничное шествие. Я же не брею голову наголо, так что вполне могу надеть урей на собственные волосы и платок.
Гектор повернулся, чтобы идти к своему шатру.
— Что до меня, — бросил он через плечо, — то я доспехи всё же надену — мало ли что...