— Приказать гребцам замедлить ход и подождать второй корабль? — спросил Караф.
— Ни в коем случае! — голос начальника охраны прозвучал резко. — Мы пристанем первыми и задолго до них...
Спустя час берег обозначился совсем ясно, и стали видны очертания громадной бухты, похожей на сильно согнутый лук, разделённой пополам длинной тёмной косой. Ещё немного, и бухта развернулась перед египетским судном во всю ширину. Если в море волны были хотя бы чуть-чуть заметны, то здесь, между пологим склоном и галечным пляжем южной оконечности, и скалистым мысом северной части бухты, вода походила на драгоценную восточную ткань — блестящая, серебристо-голубая, она сияла, точно расшитая солнечными искрами, и была так прозрачна, что даже на большой глубине сквозь неё просвечивало дно, заросшее таинственным лесом водорослей. Медузы, как перевёрнутые стеклянные чашки, качались меж этими зарослями и поверхностью, тоже похожей на стекло, но такое, какое не изготовить и самому великому стеклодуву — идеально гладкое и совершенно плоское.
Теперь стало видно, что разделяющая бухту надвое коса — не что иное, как искусственная насыпь, состоящая из крупных камней, связанных песчаным раствором и укреплённая вбитыми в дно мощными смолёными брёвнами. Было заметно, что недавно края насыпи подновили, заменив выпавшие камни новыми, очистив брёвна от ракушек и водорослей. В конце насыпи был устроен клинообразный каменный волнорез, а над ним поднималась на шестьдесят локтей узкая башня с верхней площадкой, укрытой навесом. Башня казалась новенькой: её стены краснели недавно обожжёнными кирпичами, а кровля навеса сверкала огнём — она была медная, и медь не успела потемнеть. В том, что это маяк, не могло быть сомнений.
Ближе к берегу, вдоль насыпи и у береговой черты, стояло не меньше двух десятков кораблей. Однако вблизи стало видно, что лишь пять из них снабжены парусами и вёслами — остальные же более или менее недостроены. Два корабельных остова, подобно рёбрам гигантских рыб, топорщились на берегу.
По насыпи и по берегу двигались человеческие фигуры. Не менее полутора сотен. Одетые большей частью в короткие туники или в набедренные повязки, эти люди были заняты работой — видно было, как они хлопочут возле недостроенных кораблей: кто подносил доски, кто набивал медные листы на носовые выступы, кто смолил борта, кто тащил вёдра с дымящейся смолой.
Впрочем, по мере того как египетский корабль приближался, некоторые отвлекались от работы и принимались рассматривать гостей, видимо, обсуждая, кто это плывёт к их берегу и чего ради... Однако ни особого волнения, ни тем более смятения заметно не было — многие занимались своим делом, лишь чаще обычного бросая взгляды на море.
— Пристаём? — крикнул кормчий египетского корабля.
— Да! — отозвался Сети. — Правь на маяк и во-он в то свободное пространство возле причала. Далеко вглубь бухты заходить не будем.
Когда до волнореза оставалось не более сотни локтей, Сети заметил на фоне кирпичной башни маяка фигуру человека, подошедшего сюда с берега и явно здесь распоряжавшегося. По его знаку двое людей побежали по насыпи к берегу, ещё двое или трое взобрались с недостроенных кораблей на волнорез и стали позади начальника. Сам он был одет не так просто, как остальные — в тёмный, до колен, хитон, подхваченный поясом, и сандалии с высокой шнуровкой. Он стоял, спокойно скрестив руки, и смотрел на приближающийся корабль.
— Мы плывём к вам с миром! — крикнул Сети на критском наречии, которое стал учить не так давно и знал плохо. Однако он был уверен, что его едва ли поймут, заговори он по-египетски или по-финикийски.
— Если с миром, то мы вам рады! — крикнул человек, делая ещё шаг вперёд, к самой кромке насыпи. — А к кому, к нам? Вы знаете, куда пристаёте?
— Если нас не обманули звёзды и карты наших мореходов, то это берега Троады, и наш корабль вошёл сейчас в Троянскую бухту, — ответил Сети. — Я не ошибаюсь?
— Не ошибаешься. Корабль у вас египетский. Вы из Египта?
— Да. Можно ли нам пристать?
Человек в хитоне пожал плечами.
— Смешно было бы сказать «нет»! Приставайте скорее, не то я уже устал орать во всю глотку.
Судно развернулось левым бортом к причалу, и гребцы с этого борта дружно подняли вёсла[1]. Теперь египтяне оказались совсем близко от причала, и Сети смог рассмотреть как следует того, с кем говорил. Это был мужчина лет сорока пяти, коренастый, но не тяжёлый, на вид не могучий, но довольно крепкий и мускулистый, с необычайно интересным лицом: живое и подвижное, насмешливое, умное, оно казалось бы весёлым, не будь при этом глубокие тёмные глаза такими задумчивыми. Правильность этого лица портил длинный кривой шрам — он шёл сверху вниз, от конца правой брови, через правую щёку, почти до подбородка. Мужчина был гладко выбрит, а каштановые вьющиеся волосы острижены по плечи и подхвачены широкой полосой мягкой кожи.