ится, зажигает свечи на столе. Вижу перед собой печального, крупного турка с чертами лица, похожими на те, которыми удручает весь пишущий мир его знаменитый тезка. О чем это я? Ну как же, Памук. «Снег», «Стамбул». Если я сейчас не прекращу говорить загадками, он просто арестует меня и препроводит в тюрьму в Анатолии. Милая такая крепость эпохи сельджуков посреди каменистой равнины. Лет на двадцать. Каково, а? Сразу сдаюсь. Заискиваю, извиняюсь. Поймите, я и в самом деле… Никакой шутки… О чем вы… Выясняется, что легавый совершенно не в курсе существования писателя Орхана Памука. Вкратце рассказываю ему об этапах пути великого занудного земляка. Благоразумно умалчиваю про защиту армян. Напоминаю о Памуккале. Легавый расцветает. Экая удача! Будет, о чем рассказать семье во время очередного маленького праздника на триста‑пятьсот человек. А что он не в курсе… Я должен понять, он человек занятой по службе, очень много работы. Кстати, о ней. Знакомы ли мне эти люди. Выкладывает на столик фотографии жестом опытной гадалки. Должно быть, пасьянсы по вечерам раскладывает. Гляжу внимательно, хотя и так все понятно. Среди десятка усатых, звероподобных курдов со злобой на мир в глазах, затесался наш скромный москвич Сергей. Улыбается добродушно. Чистый ангелок! Без сомнений тычу пальцем в фото. Разумеется, это же наш турист. Ну, в смысле, мой. То есть, никакой не мой, потому что я, собственно, не гид, а… Почему я, в таком случае, веду группу по маршруту? Я обладаю разрешением на работу? Специальным образованием? Знаниями, позволяющими мне рассказывать людям об уникальном культурном наследии Турции? Распинается. Можно подумать, кто‑то из их гидов такими знаниями обладает! Натягиваю плед на плечи, прошу кофе. Уже отпив первый глоточек, вспоминаю, что кофе‑то мне и нельзя. Подагра! Но что делать. Нужен ясный, четкий ум. Объясняю сложившуюся ситуацию. Так и говорю. Позвольте мне объяснить вам сложившуюся ситуацию, уважаемый — нет, многоуважаемый, — Орхан Памук‑бей. Все началось с… Рассказываю о Мустафе. Даю заодно парочку примет. С удовольствием наблюдаю, как легавый записывает в блокнотик. Негодую. Спрашиваю, как мог настоящий турецкий гид — гид с красным знаменем Турции и портретом Ататюрка на груди, — оставить свою группу? Трусливо дезертировать? Люди были бы разочарованы. Пришлось спасать ситуацию. Разрешение центрального офиса компании имеется. С иль ву пле. Что? Пожалуйста, робко перевожу с французского. Я что, француз? Нет, просто изучал, и… Так разговаривайте с ним на русском, будьте добры. Дело в том, что он намерен на пенсии заняться экскурсиями. Станет гидом! Группы он станет брать русские — еще бы, там самые доверчивые кретины, думаю я, но молчу, молчу, — поэтому учит русский язык. А тут такая возможность попрактиковаться! Так что я окажу Орхану большую услугу, если мы продолжим наше общение на красивом русском языке без этих словечек французских сраных… Сраные — так ведь? Не засиранные, не обосранные, не сратые, а именно — сраные? Так точно! Сраные! Орхан утирает пот. Торжественно заносит в блокнотик. «Сраные» — «правильно». Глядя в листик, спрашивает, знаю ли я, кто передо мной на фото. Ангел смерти, хочу ответить. Говорю что‑то про туриста, ксерокопию паспорта. А вот и нет, постукивает Орхан карандашом по столу. Кто‑то из помощников, приняв это за знак, приносит еще кофе. Чувствую, что сон окончательно покинул меня, ушел в море с отливом, унес за собой дохлых медуз и кусочки протухших водорослей. На пир Посейдону! В этой поездке я никогда не высплюсь… Да будет мне известно, что на фотографии, которая лежит передо мной, изображен величайший преступник всех времен и народов. Калигула — сущий ребенок в сравнении с ним. Нерон отдыхает! Маньяки всего мира плачут, читая сообщения об успехах этого парня. Итак, я что‑то вспомнил? А что я должен вспомнить, интересуюсь. Турок улыбается. С показным вздохом отбрасывает карандаш. Чувствую легкую боль в ноге. Зато взбодрился. Немного зол. Не собираюсь принимать на себя все сто тысяч трупов, оставленных косой Сергея. Турок вежливо интересуется, точно ли я не хочу ничего рассказать? Ведь сейчас — и только сейчас! — это поможет облегчить свою судьбу в дальнейшем… Потом будет поздно. Чистосердечное признание… Хлопаю по столу. Ну, хватит! Если ему угодно знать, я не какой‑то там гражданский штафирка! Бывший криминальный репортер! А, кроме того, еще и писатель известный. Пусть и в узких кругах, но от того не менее известный! Известно ли ему, какой поднимется скандал, вздумай они меня задержать? Открывает рот, но я грожу пальцем, повышаю голос. Сейчас я говорю! Известно ли ему, с кем он вообще разговаривает?! Он хочет знать все? Так я ему все расскажу, чтоб его! Я же не виноват, что идиотский гид сбежал от группы, оставив меня на незнакомом маршруте в незнакомой стране, без знания языка? И кто знал, что так получится с этим кретином из Екатеринбурга? Екатери… Екатеринбурга! Пусть записывает, велю. Объясняю происхождение названия города. Делаю краткий экскурс в историю имперской России. Заодно упоминаю, как о забавном эпизоде, об экзотической версии немецких кинематографистов. Легавый увлеченно строчит. Итак, Екатеринбург. И? Объясняю, вкратце, как все случилось в Дальяне. Как Евгений споткнулся и упал в яму, бурлящую густой грязью, как я пытался вытащить его, и бросал ему палки. Как, лежа на животе, пытался подползти, и спасти. Как он, со слезами на глазах, сказал напоследок, что умирает с верой в человека, коль скоро я столько усилий приложил для его спасения. Само собой, после я растерялся. Решил не оглашать. Так. Все, конечно, получилось не очень красиво. Но ведь и с возлюбленной Анастасии примерно так же вышло. Какой Анастасии? Той, что спит в моем номере. Ваша жена? Нет, мою жену зовут Ирина. О‑ла‑ла! Турок отбросил карандаш, слушает, заинтересованный. Рассказываю про Капуташ. Про пенистую кромку синего моря, прущую на желтый песок, словно из стеклянного бокала. О горах, нависших на пляже. О тени, упавшей на меня, когда я лежал, отдав солнцу все свои мышцы, словно разделанная туша — мяснику. Она так прекрасна! Только попробуйте меня упрекнуть! Орхан машет негодующе руками. Что я, что я. У него у самого по три любовницы одновременно. О, я думал, я один такой. Это все потому, что я душе я турок, поясняет Орхан без тени иронии. Просит продолжать. Вспоминаю подробности скандала с лесбиянкой, уплывшей от нас в ночное море. Умалчиваю про треснувшую под кормой судна голову. Предполагаю, что злобная тварь или доплыла до берегов Сочи, а оттуда на поезде вернулась в континентальную Россию, или утонула. Но знаете что? Мне не жаль ее, нисколечко! В отличие от вдовы из Крыма! Вдовы? Ну, как же. Алена! Алена?… Ну, да. Тезка этой вашей султанши Роксоланы. Турок, заинтересованный, просит меня прерваться. Рассыпается в извинениях, как щебень под колесами туристического автобуса на заброшенной дороге. Теперь‑то ему видно, что я человек образованный, интеллигентный. Зачастую это не одно и то же! Конечно! Я абсолютно согласен. Хочу рассказать ему о Гумилеве. Старшем Гумилеве, младшем Гумилеве, сталинских репрессиях, большевиках, заговоре в Ленинграде, Африке и жирафах, помощи Советской республики Ататюрку… Секундочку! Легавый хлопает в ладоши. Секретные агенты оборачиваются вмиг официантами. На столе появляется бутылка ракы. Лед в вазочке. Аккуратно — полумесяцами — нарезанная дыня. Персики. Арбузы. Сыр. Свежие цветы. Пепельница, пачка сигарет. В булькающую ракы падают проклятыми и погасшими звездами льдинки, жидкость мутнеет. Ваше здоровье! Смакую на губах спиртное. Тоже нельзя! А что делать… Нога начинает ныть, стараюсь не обращать на нее, как на капризного ребенка, внимания. Итак? Роксолана. Рассказываю легавому историю Анастасии пятнадцатого века, как она перехитрила всех, влюбила в себя султана, удавила его детей от других браков. Пьем за помин души детей. За удачливую хохляцкую сучку. Украинок Орхан любит. Он выписывает себе командировки в Киев, чтобы снять блядь, отвести в квартиру с видом на Крещатик и отыметь на столе, любуясь каштанами. Эстет! Пьем за блядей, за Киев. Так что там вдова? О, она не совсем из Киева, но оказалась вполне пылкой и страстной. Минуточку, минуточку. То есть, хохочет Орхан, я и вдову поимел? А как же! Я всю группу поимел! В пределах разумного, разумеется. Но беда со вдовой не в том, что мы переспали, а… А что же? Короче, ее с нами больше нет. Уплыла в ночное море, ничему не удивляется уже Орхан. Нет, утопилась в бухте в Кекова. Дать координаты? Пока не стоит. И как же мне удалось поиметь ее? Кого? Мертвую вдову. Я нырнул, и… Пикантные подробности явно интересуют моего собеседника. Объясняю, спал с живой вдовой. Кроме нее, в оргии участвовали человек пять, включая Анастасию. Не ту, что из шестнадцатого века? Нет! Вы же не дело банды некрофилов расследуете, мой друг. Речь о моей Анастасии, моей возлюбленной. Выпиваем. Это еще ничего, говорю, подцепив на вилку кусок дыни. Старушка из Новосибирска так вообще задохнулась. Старушка? Ну, да. Налепила на лицо слишком много голубой глины — аутентичной голубой глины, говорим, и оба прыскаем со смеху, — и забила себе ноздри и рот. Когда выяснилось, было слишком поздно. Умерла на раз! Была, и нету! Тело пришлось бросить по пути в реку. Интересуют ли его приметы места? Орхан отмахивается. Детали позже. А пока он пр