- Тебя когда-нибудь пытали? – спросил Венсер. – Знаю, мы с тобой разные, но ты бы видел, как эта стерва обрабатывала меня этими штуками. – Он протянул пригоршню серебристых предметов. – Ненавижу этот мир. Все, что я здесь нахожу, это все больше чертовой боли.
Взгляд Коса был мрачным. Он едва заметно, сочувствующе кивнул.
- Хорошие изобретатели всегда перерабатывают сырье, - сказал Венсер, держа инструменты в дрожащей руке над трещиной. Он чувствовал поток бесцветной маны и тянулся к нему, окутывая им свое сердце. – Я лишь дам Ядру сжечь все мои плохие воспоминания. – С победным кивком в сторону Коса, Венсер разжал кулак.
Пинцет, щипцы, и все остальные его драгоценные инструменты осыпались прямо к Ядру Новой Фирексии.
Венсер считал удары сердца. Он знал расстояние до центра Мирродина. В точно рассчитанный им момент он ощутил приток жизненных сил в теле. Мир принял его жертвоприношение.
Кос, с другой стороны, рухнул на колени. – Ты… мелкий… червь… - начал он, прежде чем упасть лицом на землю. Его тело замерло и больше не шелохнулось.
- Как называется это заклинание? – выкрикнул Венсер Лилиане, не отводя глаз от испарений, поглотивших его бесценные серебряные средства к существованию.
- Кровавая Связь, - сказала она, затем добавила, - думаю, моя грудь только что вывалилась из платья.
Мой капитан.
Боюсь, ты оскорбишься подобному обращению, поскольку ты вовсе не моя. Конечно же, ты оскорбишься и твои глаза вспыхнут подобно обсидиановым клинкам. Без сомнений, ты должна оскорбиться, чтобы твои губы сжались в возмущенном выдохе, который, как ты полагаешь, я не услышу. Если тебе угодно, прошу, оскорбись этим никчемным обращением, чтобы эти последние образы, роящиеся в моем деградирующем рассудке стали правдивыми, а не нелепыми мечтами умирающего.
В тот день, когда ты ворвалась в наш лагерь, так много лет назад, был первым днем моей жизни. Я помню, ты просила об обращении, дабы избавиться от мучающих тебя снов. Я был столь страстно взволнован как военной, так и личной перспективой выполнения твоего пожелания, что я даже не спросил, что это были за сны. Много ночей спустя после того как ты впервые проснулась Фирексийкой я думал о том, чтобы спросить тебя об этом, но всегда вопрос этот казался неуместным и предательским по отношению к нашей цели. Я так и не нашел верного момента, а теперь уже слишком поздно. Я никогда не узнаю, что тогда привело тебя ко мне. Мне не суждено узнать основу твоего решения, постичь скитания твоей души. Это окончательное, полное поражение моего короткого, пустого существования.
Думаю, я всегда знал в своем «сердце», что твоя душа не принадлежит к этому миру. В тебе есть энергия… убеждение, страсть чужеродная Мирродину… как нет подобной силы ни в одной итерации обширной Фирексии. Поэтому, дело не только в том, что ты не «моя» - ты не наша.
Мое дражайшее желание лишь в том, чтобы мое бескрайнее восхищение тобой стало бы столь же скоротечным и несущественным для твоего жизненного пути, как черномоль для ядра мира.
Пусть свет Лейсы ярко озаряет твой путь, и зеленая луна отыщет мирное место в твоих воспоминаниях, куда бы ты ни отправилась.
—Воринклекс, Голос Голода. Претор, Заросли, Новая Фирексия.
Громадный миэр выглянул из-за края кратера. По обе стороны его массивного заостренного подобно клюву черепа возникли любопытные аналогичные овальные головы размером поменьше. Вскоре вдоль жерла кратера выстроилась целая шеренга в несколько миэров в ширину, окаймляя по центру голову Крупного Миэра.
Снаружи кратера гремел хаос. Белые Фирексийцы дрались с позолоченными людьми и зелеными Фирексийцами. Все смешалось. Головы мелких миэров повернулись в сторону большой головы.
Крупный миэр жестом обозначил головной убор. Все мелкие миэры с пониманием кивнули – это был знак белых Фирексийцев. Затем крупный миэр вытянул руку так, чтобы ее было видно всем, и резко опустил большой палец.
Со звуком, подобным облаку цикад, серебряная волна миэров наводнила поле боя, развернувшееся у порога их обиталища.
Венсер вошел в назначенный час. Он был здесь всего пять минут, но уже вспотел, чувствуя прилив клаустрофобии, и понятия не имел, о чем они говорят. Лилиана распахнула дверь, плюхнулась на диван, и принялась болтать о каких-то людях, местах, делах, преступлениях… и прочих вещах, слышать о которых он был не готов. Там были подробности о размере и толщине какого-то определенного вожака минотавров. И что-то о том, как Джозу называл ее шалавой и шлюхой, хотя сам перетрахал половину прислуги в замке. Венсер определенно уловил что-то о домашнем скоте… или зверинце? – короля гномов, и о том, как именно клыки вампира чувствуются, когда входят в различные, на первый взгляд, случайные места, что привело к дальнейшим комментариям о сравнении щупалец или рук ведалкенов. Теперь беседа каким-то образом приняла эмоциональный оборот и обрела теоритический характер. Более философский. Венсер вздохнул и потер виски.