Выбрать главу

Всем было весело, все плескались в воде, кто как мог. Примерно через полчаса купания, все дружно расположились на ковре, вокруг приготовленной еды, начинался банкет.

Мне как главному, пришлось сказать несколько слов вроде тоста, пожелав всем хорошего здоровья, и удач в личной жизни – выпили вина и принялись за еду. На этот раз и Галю уговаривать не пришлось, чокнувшись со всеми, она спокойно выпила своё вино, видимо понимая, что её - всё равно заставят это сделать, принялась закусывать, свободно, не принуждённо.

Много ли надо человеку, чтобы так преобразиться, думал я, наблюдая за Галей. Может и в правду есть какая то сила…. Двадцать два года мучилась на этой грешной земле, не зная толком ни ласки ни любви, а уж о счастье и говорить нечего. И вот, на тебе, толи молитвами её, толи ещё какой силой привело её к нам. Ей богу, не иначе как чудом, это не назовёшь.

 

После повторного поднятия бокалов, народ разговорился.

Я лежал на животе и не торопясь пережёвывал пищу, тихо беседуя с Верой Ивановной, которая каким -то образом, расположилась возле меня. Наверно, как мать, женщина завела разговор, о дочери, о наших отношениях.

Ира заметив, что мы как бы уединились, и о чём - то говорим, поднялась, обошла вокруг, держа в одной руке свой бокал с недопитым вином, в другой, вилку с кусочком колбасы, усевшись верхом мне на спину, предложила с ней выпить.

Дорогой командор, ты же не откажешь девушке выпить с ней, я хочу именно с тобой выпить, и ни с кем другим. Язычок девушки немного заплетался….

Ирка, ты что, пьяна..., когда это ты успела..., возмутилась мать.

Нет мамочка я пьяна не от вина, а от того что вы все против меня настроены. И ты мама, и ты командор, а ну..., повернись ко мне, разлёгся тут, меня совсем не замечаешь, будто меня вовсе нет. Ещё не наговорился с мамой, а ну признавайся, о чём вы тут шепчетесь?

Ира приподнялась, надавливая коленками на спину, опустилась снова.

Дочь, что ты делаешь, больно же ему, наверное, ты итак ему чуть спину не сломала, слезь сейчас же.

Ни чего мама, я ему сейчас массаж сделаю, и всё пройдёт.

 

Шутки шутками, однако, давить коленками в спину всем весом, в котором, наверное, килограмм пятьдесят есть, ощущение не из приятных. Стараясь не опрокинуть восседавшую на мне девушку, перевернулся на спину.

Что ты хочешь – девонька...?

Выпить с тобой – начальник.

Я уже выпил....

Налей ещё себе, налей и выпей..., налейте ему, скомандовала Ира, я хочу с ним выпить....

Ирка успокойся..., строго сказала мать.

Мама не мешай, сегодня мой день, я сегодня начальник.

Кто - то налил вина и подал бокал мне в руку.

Вот так, командир, давай....

Чокнулись, пить лёжа под девушкой, весьма неудобно. Ира выпив своё вино, отбросив свой бокал, ухватившись за мой, стала наклонять его, заставляя меня выпить. Едва не захлебнувшись, что - то выпил, а что - то разлил, освободив мою руку от посуды, Ира опустилась на меня. Думая, что она будет целоваться, но она, прильнув к уху, чуть слышно зашептала:

Ты зачем сбежал от меня, ты хочешь обидеть меня, ты совсем уже променял меня на Ленку....

Ира, ты пьяна..., позволь мне встать.

Нет, лежи, я буду тебя мучить, пока ты не ответишь на мой вопрос.

Ира, я не могу тебе ответить на твои вопросы, они не уместны, мы сюда пришли отдохнуть, развлечься, а ты требуешь – невыполнимого....

Девушка приподнялась, оперевшись руками в мою грудь.

Ты трус..., громко заговорила она, боишься сказать прямо, маму мою испугался, да пусть все знают, какой ты трус!

Ира, ты переходишь, все границы дозволенного....

Дозволенного, говоришь, кому - то можно всё, а я перехожу дозволенное...??

 

Девушка изменилась в лице, глаза её стали какие - то холодные и даже злые. Я раньше такого не замечал за ней. Она вдруг резко выпрямилась и с силой ударила меня по лицу ладошкой, одной рукой, затем другой.

Я прикрылся руками, девушка, словно в истерике, продолжая бить меня кулаками по рукам – по плечам, в грудь, крича – дозволенного –дозволенного, всем дозволено, а мне...?

Потом вдруг разрыдалась, упав мне на грудь.

Мать поднялась и оттащила дочь от меня, стоя на коленях, прижав её к себе – успокаивала.

От такой сцены естественно всем стало не до еды, поднявшись, все разбрелись кто куда. Каждый понимал эту сцену по своему, каждый молчал, не желая вмешиваться. Каждый жалел в этот миг нас обоих, все понимали, что это горькое отчаяние души, что виновником в этом, может быть только любовь. Лена подошла ко мне, сев рядом, спросила:

Тебе не больно...?

Нет..., не больно.