Сколько бы я ни шёл, думал я..., все речки должны вывести меня - либо к Амуру, либо к морю. Про море думать, конечно, не хотелось, кто знает, где это море? По Амуру наверняка кто-то может плыть, и вполне возможно меня заметят и подберут. Так, увлекаемый потоком прошёл довольно долгий путь, который плавно изгибался – то в одну сторону – то в другую. Погруженный в мысли, которые были – одна тяжелей другой, ели – ели отмахиваясь от насекомых, неожиданно услышал выстрел, где то справа от меня. Замер, ожидая следующего, но прошла минута, другая, прошло минут десять, но выстрела не было.
Неужели послышалось, может у меня уже глюки начались, скоро миражи появятся, дошёл видать, уже до самого края, до охотился на тарелочки.... А если не послышалось, поверну всё -таки туда, откуда послышался выстрел, все равно куда идти. Попытался кричать, но кроме хрипа из пересохшего горла, ни чего не вылетало. Воды полно вокруг, а напиться нечего, становилось не по себе. Солнце уже перевалило за полдень, туман исчез но духота усилилась, тяжёлый воздух, переполненный испарением болота сильно давил на организм и без того потрёпанный вчерашней погоней, жаждой и голодом. Ко всем моим бедам, добавлялись ещё безжалостные комары и мошки, немало принося вреда набиваясь и проникая везде, жаля без всякого сожаления. Не зная, зачем -то перешёл через ручей, но пройдя несколько шагов, передо мной предстал другой поток, бурлящий и стремительный, нёс в своих мутных водах купы веток, травы и ещё чего –то, сворачивая в рулоны перекатывая их на мелине, неся куда то в даль. Переходить его я не стал и пошёл вверх, держась чуть по -одаль. Не имея, сил обходить препятствия, шёл прямо, не обращая внимания ни на холодную воду, ни на ямы, ни на валежены, что поминутно попадались под ноги, проваливаясь то по колена, а то и по пояс. Вскоре окончательно выбившись из сил, свернул со своего пути, вышел на склон горы и пошёл вдоль, держась края леса. После, полуденного тяжёлого пути, наконец – то вышел на свободное от воды место. Какое – то, возвышение, словно старая дорога или дамба, поросшая густой травой полоса, плавно изгибаясь, тянулась куда-то вдоль леса, отделяя гору от долины. Куда идти, выбора не было, пошёл по - этой возвышенной полосе, думая, что хоть отдохну от тяжёлого пути и согреюсь обсохнув. Пройдя с километр или больше, «лёгкая» дорога закончилась, и передо мной снова возникло болото, пришлось повернуть к лесу. Безжалостное солнце, разогревая воздух, наполняя его прелыми после дождевыми запахами, выжимало из меня последние капли пота, и бес того обезвоженного организма. Оголить тело, чтобы комары и мошки окончательно меня доели, не могло быть и речи. Раздеться, значит обречь себя на медленную, мучительную смерть. Сколько раз я поворачивал вправо, влево, старался идти прямо, но пути моему не было ни конца, ни края. Опять гора справа разделилась надвое. Межу этих гор тоже сильный поток нёсся, сливаясь в один с тем, вдоль которого я только что шёл. Его я тоже переходить не стал, и повернув, поплёлся вдоль, медленно поднимаясь на возвышенность. Вконец обессиленный, я уже совсем не обращал никакого внимания на тучу поедающих меня насекомых, жажду, голод, почти смертельную усталость и размокшие до костей совершенно не слушающиеся ноги, тянули меня к земле. Обходя завалы, несколько раз, хоть и не хотелось, но приходилось переходить эту речку. В другой бы раз, переходить этот поток я не рискнул бы, если бы даже очень – очень нужно было, но сейчас мне было всё равно, куда идти и как идти. И ни чего не оставалось, как тащиться вдоль этой реки, ни о чём не думая. Пробираясь по склону горы, в конец измученный и голодный до тошноты, неожиданно упёрся в недавно поваленное огромное дерево, к величайшему моему изумлению и радости оно оказалось кедром. Ствол, который, наверное, и трём, мужикам не обхватить, преграждал мне путь. Начинался где то в высоких зарослях папоротника, перекинувшись как мост через речку. Крона, упиралась в другую гору, лежала на другой стороне потока, раскинувшись зелёной горой, сплошь усыпанная шишками.
Вот это да! Теперь с голоду я не помру, врёшь тайга, пока орешки есть, жить будем. Шишки были нормальной величины, но орешки в них ещё совсем сырые, и вместо зёрнышек, в них какая - то мягкая сладковато смолянистая масса. Другой пищи мне не найти, и потому довольствоваться пришлось этими орешками, набивая рот, пережёвывая вместе с кожурой. Отсасывая «молочко», глотая не очень приятную массу, пытался утолить свой голод, Сколько я съел этого продукта, не знаю, только вскоре меня стало тошнить сильней, чем было до этого, какой – ни будь сытости, я не почувствовал, но аппетит пропал.