Церемония началась: Энсон Трэдд завел виктролу, спрятанную, чтобы ослабить звук, позади большого куста папоротника, музыка заполнила все пустоты огромного зала, и, нарядные, парами, друг за другом вошли и встали неподалеку от дверей негры. Их было человек сорок самого разного возраста. Один, невообразимо старый, одетый в черное, высокомерно взглянул на Билли, и юноша сразу догадался, что перед ним духовный наставник здешних темнокожих. У этих гостей вид был куда более праздничный, чем у белых, – они радовались уже тому, что благодаря свадьбе получили выходной день.
Когда последнего хихикающего негритенка удалось призвать к порядку, в зал, опираясь на руку своего отца, вошла невеста. Билли Баррингтон во все глаза уставился на нее. Маргарет Гарден была невообразимо, запредельно прекрасна. Она несла в руках букет гардений, и кожа у нее была такой же сливочно-белой, как ее цветы, а тонкие черты овального лица такими же изящными, как их лепестки. Она была без вуали. Маргарет шла к алтарю мимо окон сквозь четырехугольные столбы лучей, и ее светлые, пепельные, с серебристым отливом волосы то и дело превращались в сияющий ореол. Она была подобна принцессе из сказки, эфирному созданию из страны снов.
Когда невеста дошла лишь до середины комнаты, свадебный марш умолк, и Билли непроизвольно оглянулся на Энсона Трэдда. Такой невесте подобала музыка – прекрасная музыка. Но от того, что Билли увидел, ему сделалось стыдно: Энсон Трэдд смотрел на невесту своего брата, и в глазах у него читались мука и страстная, всепоглощающая любовь.
Зазвучали духовые – это Энсон снова поставил «Свадебный марш». Билли Баррингтон почувствовал, что у него пересыхает во рту. Невеста была совсем близко, и он увидел, что она ребенок, неполных шестнадцать лет, и что она плачет. Руки у нее дрожали, она держала букет так, что он, казалось, вот-вот упадет. И Билли с ужасом увидел, что лепестки цветов на концах потемнели и что их тяжелая охапка едва прикрывает округлившуюся талию, – пропорции этого полудетского тела были, несомненно, искажены беременностью.
Когда церемония завершилась, молодую чету обступили со всех сторон, осыпали поцелуями и поздравлениями, обе семьи вели себя так, словно в этой свадьбе не было ничего необычного. Билли тоже получил свою долю комплиментов и рукопожатий, и прежнее чувство, что он здесь чужой и не допущен к чему-то главному, исчезло. Он участвовал в общем заговоре, целью которого было делать вид, что все в порядке. Теперь, когда Билли понял причины напряженности, царившей в доме с самого утра, он мог только восхищаться самообладанием и крепостью круговой поруки, присущими членам обоих семейств – и Трэддам, и Гарденам.
– Сейчас мы пойдем и впишем имя моей новой дочери в семейную Библию, – объявил судья, – а потом я произнесу тост, он у меня уже готов. Но с этим лучше не тянуть, не то я его забуду. – Он предложил Маргарет руку, и они двинулись к лестнице, ведущей в библиотеку, а слуги тем временем уже суетились на лужайке, накрывая столы для свадебного пира. Скрипач заиграл веселую мелодию, и дети пустились в пляс.
На щеках у Маргарет Гарден, в замужестве Трэдд, начал проступать румянец. От ее недавних слез не осталось и следа. Она прикоснулась дрожащим пальчиком к новой записи в Библии и подняла глаза. И тут Билли в первый раз увидел, как она улыбается.
Хлопнула пробка: открыли бутылку шампанского. Когер разлил вино в приготовленные заранее бокалы и передал их присутствующим.
– Мы слушаем тебя, папа, где же твой тост? – сказал он и подмигнул Энсону, стоявшему рядом. Билли Баррингтон сделал шаг к братьям. Это была неуклюжая попытка помочь Энсону. Этот обычно молчаливый юноша час назад нуждался в собеседнике. Может быть, он, Билли, понадобится Энсону и теперь.