Билли покачал головой:
– Я не сумею такое сказать, миссис Купер. Это дело будут расследовать, лгать властям я не могу.
Сжатые губы Элизабет Купер тронуло подобие улыбки.
– Мистер Баррингтон, дорогой мой, – сказала она мягко, – дело касается семейства Трэдд и происходит в Чарлстоне. Никакого расследования не будет. У нас, чарлстонцев, свои законы для своих. Просто не забывайте того, что я вам сказала. Трагический инцидент. А теперь, прошу вас, помогите Генриетте, если можете. Она очень любила моего брата и нуждается в том, чтобы в горе ее утешило слово Божье. Когер, Энсон, идите ко мне. Мистер Баррингтон позаботится о вашей матери. Я хочу сказать, что вам следует говорить и делать.
На следующий день Билли Баррингтон служил заупокойный молебен по судье Трэдду. Более трехсот человек надели по нему траур.
Джо Симмонса похоронили в маленьком городке под названием Симмонсвиль; он сам построил этот город и дал ему свое имя. На его похоронах присутствовали все работники с тамошней фабрики по переработке хлопка, траур по нему надели его дочь Виктория и Элизабет Купер.
Сплетни и пересуды занимали Чарлстон недели две, а потом затихли. Но события, случившиеся в Эшли Барони этим ясным весенним днем, положили начало той страшной вражде, тень которой легла на еще не рожденные поколения.
2
Билли Баррингтон посмотрел на часы. Прошло не более минуты с того момента, как он смотрел на них в прошлый раз. Он защелкнул крышку часов и опустил их в карман.
– Не о чем беспокоиться, – сказал он вслух. – Люди часто опаздывают.
Но тем не менее он беспокоился. Сегодня утренний туман не рассеялся, как это случалось обычно. Он по-прежнему скрывал верхушки деревьев, его клочья удерживались в низинах, обволакивали привычные вехи на пути к церкви. Мало ли что могло случиться в дороге.
Билли достал носовой платок и обтер лоб. Солнца не было, но июльскую жару было тяжело переносить. Тем же носовым платком юноша стер несуществующее пятнышко с блестящей поверхности купели. Он хотел, чтобы при крещении сына Маргарет и Стюарта, все было в полном порядке.
Кажется, раздались какие-то звуки – он поднял голову, прислушался. Да, это был гул голосов. Семейство Трэдд вот-вот прибудет. Билли испустил длинный вздох облегчения. Он торопливо зажег свечи на алтаре, обернулся и оглядел маленькую церковь. Церковь была уставлена огромными букетами ромашек, их золотистые сердцевины, казалось, вбирали в себя сияние свечей, их белые лепестки светились. Высокие вазы, полные желтых роз, источая благоухание, стояли вокруг купели. Купель покоилась на изящных шеях четырех стилизованных удлиненных фигурок: это были журавли, вырезанные из шелковисто блестящего красного дерева. В неверном свете свечей казалось, что точеные головки птиц нетерпеливо подрагивают в ожидании церемонии. Шум внизу становился громче. Билли выбежал из церкви, на ходу натягивая облачение, и с развевающимися белыми полами исчез в тумане.
Трэдды подплывали к маленькой церкви по реке: так добирались сюда из имения уже как минимум восемь поколений его владельцев. Билли ждал у причала – места, где в Эшли впадал ручей, бежавший с холма, на котором стояла часовня.
На реке туман был особенно густым. Билли ничего не видел. Он слышал, как поют негры и шуршит от поднявшихся волн тростник. Барка показалась из тумана внезапно, как по волшебству. Нос ее был украшен венком из цветов и листьев магнолии, по бокам свисали гирлянды из цветущего плюща, в местах, где они крепились к верху бортов, белели букеты ромашек, перевязанные белыми шелковыми лентами. Все пассажиры были одеты в белое; в лучах солнца, пробивавшихся сквозь туман, фигуры их казались сияющими. Завороженный этим зрелищем, Билли замер.
Тупой звук удара барки о причал заставил его опомниться. Он протянул руку Генриетте Трэдд, чтобы помочь ей сойти на берег. Широкие сверху рукава ее накрахмаленной белой блузы трепетали, как крылья. Вуаль с белыми мушками, свисая с полей ее соломенной шляпы для водных прогулок, доходила до белой ленты, завязанной под подбородком. Билли уже привык видеть ее в густой черной вдовьей мантилье до самого пола. Этот переход от гнетущих тяжелых черных одежд к ослепительно белому полотну казался утверждением того, что жизнь продолжается.
– Позвольте сказать вам, миссис Трэдд, – пробормотал молодой священник, – что выглядите вы просто прекрасно.
Генриетта улыбнулась:
– Позволяю, мистер Баррингтон, и благодарю вас. Знаете, я часто думаю, что негры понимают в жизни больше, чем мы. Когда у них траур, они носят белое. Я подумала, что окружать невинное дитя сплошной чернотой было бы слишком грустно. Поэтому сегодня мы все решили последовать примеру наших слуг. – Генриетта обернулась на церковь. – Как очаровательно, – вздохнула она, – свет сквозь туман. Я всегда радовалась, что здесь нет цветных витражей.