Тельма обожала таинственность. Она дала Гарден сложный ключ к изобретенному ею коду, основанному на страницах «Семи столпов мудрости». Гарден спросила Конни, где можно купить эту книгу, но та успокоила ее:
– Тельма все равно всех предупреждает, чтобы не болтали и не писали никаких записок.
Покупать на черном рынке оказалось гораздо труднее, чем на Рю де ла Пэ, но Гарден это нравилось. Времени на это требовалось гораздо больше, того самого времени, которое надо было куда-то девать. У нее было слишком много времени – времени думать, времени узнавать. И слишком часто ее мысли возвращались к хранившейся в туалетном столике коробочке, все еще на три четверти полной кокаина, коробочке, которая могла бы избавить ее от тоски. Покупки не помогали. Она даже заказала автомобиль со специальной внутренней отделкой в знаменитой фирме «Джордж Кельнер и сыновья». Один из сыновей помог ей выбрать голубой бархат для обивки кресел заднего сиденья, голубой кружевной плед и голубые эмалевые ящички для сигаретницы, пепельницы, косметики и бокалов. Летние чехлы для сидений были белые с полосками из голубых цветов. Гарден велела Берси подобрать ей шофера и послать его к Кельнеру – пусть сошьют ливрею, соответствующую отделке машины.
И все-таки она никак не могла сбросить охватившее ее оцепенение. Скай уже давно не был так внимателен к ней. Он настаивал, чтобы Гарден пила с ним коктейли, ужинала, ездила в театры и ночные клубы. Он не оставлял ее одну, не заводил в открытую любовниц. Гарден говорила себе, что должна быть счастлива. Но внимание Ская не было вызвано любовью, он скорее наблюдал за ней. Она была уверена, что он опасается, – а вдруг она совершит публичное самоубийство или устроит какой-нибудь скандал? Когда они куда-нибудь отправлялись, она вела себя очень тихо. Никакого чарльстона, никакого флирта. Она не делала ни малейшего усилия, чтобы оказаться в центре внимания. Ей было даже стыдно, что когда-то это имело для нее значение.
Один-единственный раз у нее поднялось настроение – когда она получила письмо от Люсьена Вертена. Первое пришло в середине марта, когда Гарден была дома уже две недели. Он писал, что его выписали и он уже работает над духами, которые будут носить ее имя. Без нее в клинике стало совсем пусто. Единственным его компаньоном был человек, который не только обыгрывал его в шахматы, но и побил его самое главное достижение. Нос этого человека оказался больше носа самого Люсьена. В этом месте он изобразил карикатуру на своего компаньона. Нос растянулся на целых три страницы. Гарден смеялась. К ней вернулось хорошее настроение.
– Вы хотите продиктовать ответ на французское письмо, миссис Харрис? – чрезвычайно безразличным голосом осведомилась мисс Трейджер.
«Да она же просматривает мою почту, – поняла Гарден. – Вот почему конверты вскрыты, не потому, что так мне проще».
– Да, хочу, – сказала она, вспомнив, что французский мисс Трейджер оставляет желать лучшего. Чтобы проверить ее, Гарден выпалила по-французски: – Мой зонтик под кроватью моего дядюшки, с его собакой, английским терьером.
Мисс Трейджер заерзала на стуле, предложила, чтобы Гарден написала свое письмо по-английски, и наконец созналась, что не понимает сказанное ей Гарден.
– Не беспокойтесь, мисс Трейджер, – сказала она. – Я напишу сама.
Она тут же села и принялась страницу за страницей исписывать стихами из длинной поэмы, которую когда-то учила в школе.
– Пожалуйста, отправьте это, – распорядилась Гарден. – Адрес на том письме, которое я получила сегодня утром.
Ей было интересно, станет ли мисс Трейджер искать слова в словаре, и если да, то что она подумает об истории про ворону, лисицу и кусок сыра.
Она отправилась в кафе, заказала кофе с молоком и бриошь и написала Люсьену настоящее письмо. На это потребовалось немало времени. Гарден прекрасно говорила по-французски, но писать ей было гораздо сложнее. Она поблагодарила его за письмо, рассказала о вероломстве мисс Трейджер и ее проблемах с языком и попросила, если будет время, написать ей еще раз. «И пожалуйста, как можно больше жаргонных и неприличных слов. Мне бы хотелось увидеть, как мисс Трейджер будет потеть над Ларуссом».
Люсьен выполнил ее просьбу с такой изобретательностью, что его словарный запас поразил Гарден. Половины слов она не поняла сама. Те же, которые ей удалось понять, были непристойными, порнографическими, и, как она сообщила Люсьену, «от их порочности зарыдали бы и ангелы».
Он писал по два-три письма в неделю и никогда не повторялся. В конце каждого он добавлял постскриптум, в котором сообщал, как движется дело с духами. К первому апреля было перепробовано уже больше сорока сочетаний. Его нос отверг все.
Первого апреля в Париже начались дожди. Холодные, бесконечные, проливные дожди, сбившие с деревьев все листья, ронявшие на улице ветки. Они шли день за днем, днем и ночью, пока каменные стены дома не стали влажными изнутри; мебель, чтобы не заплесневела, приходилось постоянно протирать. Скай простудился, но ни за что не соглашался лежать в постели. Он привел в дом всю свою компанию, и нигде не было спасения от громкой музыки, стука биллиардных шаров, шуршания карт по столу, танцующих ног, вылетающих из бутылок пробок и громких споров. От этого принудительного заключения все слегка обезумели. А дождь все не прекращался.
Вики вернулась домой и выставила друзей Ская, чтобы освободить место для своих. Все они жаловались на погоду.
Она притащила их с юга Франции, где солнце и море цветов, сюда, в Париж, где нет даже зеленого деревца. Она лишь смеялась над их жалобами. Нужно уметь ценить свою удачу, говорила Вики. Они будут присутствовать при рождении нового Пикассо. Один из ее художников оказался настоящим талантом, и крупная галерея устраивала его персональную выставку. Вернисаж, открытие выставки для прессы и избранных гостей, должен был состояться шестнадцатого апреля.
Гарден смотрела на Вики с нескрываемым любопытством. Она много думала о щедрости Вики с кокаином. Гарден знала, что Вики и сама употребляет его, но наверняка понемногу, иначе она не была бы такой здоровой. Она следила, чтобы коробочка Гарден была всегда полной, она должна была знать, как много та употребляет; может, она делала это специально? Или просто не знала, на что способен кокаин? Гарден понимала, что ей очень важно это узнать, но не знала как.
Под ее взглядом Вики чувствовала себя неуютно. Через день Вики пригласила Гарден принять участие в партии в бридж.
– Гарден, дорогая, будешь моим партнером. Мы будем играть против мужчин и разобьем их наголову. Ты выглядишь просто прелестно. Не правда ли, Генри?
Престарелый банкир послушно согласился. Гарден действительно великолепно выглядела. Она очень добросовестно относилась к питанию, прогулкам, физическим упражнениям и почти набрала прежний вес. На ней было теплое платье из шерстяного джерси. Просторное, с длинными, широкими рукавами и веревочным поясом, свободно завязанным на бедрах. Волосы казались блестящим шлемом, на лоб ниспадала прямая челка. Она была похожа на Жанну д'Арк. Конни отправила ее к Александру, новому парикмахеру, которого «Вог» назвал величайшим парикмахером века. И Конни сама разработала эту модель платья специально для такой прически. Гарден не спорила. Она была рекламой для Конни, и ей было, в сущности, безразлично, как она выглядит.
На следующий день это стало ей не безразлично. Письмо от Люсьена сообщало, что он будет в Париже пятнадцатого и рассчитывает, что она теперь выглядит, как дама с портрета работы Рубенса, иначе он отказывается отдавать ей духи. Они наконец готовы: пятьдесят второе сочетание и оказалось «Жарден».
До пятнадцатого оставалось три дня. Гарден отодвинула поднос с завтраком и взялась за телефон.