Джон, в отличие от Элизабет, не задавал вопросов о прошлом.
Зато вопрос возник у Гарден. И беспокоил ее все больше и больше. В День Труда они отправились на Фолли Бич; было очень жарко и душно – похоже, приближалась гроза. Когда их машину подняли на паром, боязнь высоты пробудила в Гарден отчаянное безрассудство.
– Джон, – почти выкрикнула она тоненьким голоском, – мне обязательно надо знать, почему вы никогда даже не поцелуете меня на прощание. Со мной что-то не в порядке? Или с вами?
Вместо ответа он крепко обнял ее и поцеловал. Это был прекрасный ответ на все вопросы. С ними обоими все было в полном порядке.
Едва они сошли с парома, началась гроза. Молнии одна за другой били в океан. Джон схватил Гарден за руку.
– Скорее в машину! – крикнул он, пытаясь перекричать раскаты грома. – Через пять минут на дороге будет пробка.
Они первыми выехали на насыпь, которая вела через низину в город.
Грохот дождя по крыше оглушал. Они не могли разговаривать и поэтому всю дорогу домой распевали: «Какая бурная погода».
Джон остановил машину перед домом Элизабет. Дождь немного поутих, но все еще лил довольно сильно.
– Это не может продолжаться долго, – сказал Джон. – Давайте выкурим по сигарете и подождем, пока он перестанет.
Гарден положила голову ему на плечо и подставила губы.
Джон коснулся ее губ кончиком пальца:
– Нет, Гарден. Мы уже не школьники. Это не для нас. Если я вас поцелую, то не смогу остановиться на этом. А я не думаю, что вы этого хотите. Вы слишком чисты и утонченны.
Именно этого Гарден и хотела больше всего, со всей страстью своей натуры. Но она ответила:
– Вы правы, Джон, – и, выпрямившись, села рядом с ним. Ни за что на свете она не хотела бы поколебать его веру в ее чистоту.
Но через месяц ей пришлось сделать это. Гарден позвонила Джону на службу. Раньше она никогда этого не делала.
– Мне надо с вами поговорить, – сказала она. – Вы можете вечером прийти к тете Элизабет?
– Конечно. Я могу прийти прямо сейчас, если хотите. – Странные металлические нотки в голосе Гарден испугали его.
– Я была бы очень благодарна. – Гарден повесила трубку.
По дороге в город Джон превысил все ограничения скорости.
Она сидела в библиотеке с Элизабет. Когда Джон вошел, Элизабет вышла. Проходя мимо, она на мгновение сжала его руку. Ее тонкое, благородное лицо походило на маску смерти. Гарден казалась изваянной из мрамора. Она смотрела прямо перед собой, вокруг глаз лежали черные тени. Это было единственное световое пятно на ее лице. Джон подошел к Гарден, но она протянула вперед руку, отстранив его.
– Нет, не надо, – сказала она. – Сядьте вон там, у стола, и прочтите эти вырезки.
Они были из нью-йоркских газет, с первого по четырнадцатое октября.
– «Суд века»… «Тайны будуара всплывают на поверхность»… «Горничная рассказывает о веселых пирушках»… «Потрясающие истории»… «Обязательно ли быть достойной женщиной, чтобы быть достойной матерью?» – кричали заголовки.
Джон просмотрел все статьи.
– Я не понимаю, – сказал он. – Это истории о Глории Вандербильдт. Зачем они вам, Гарден?
Гарден хрипло рассмеялась:
– Это подарок. Прислали из Нью-Йорка. Я читала о деле Гауптмана. Ну, вы знаете, о похищении ребенка Линдбергов. Но мне кажется, ни одна чарлстонская газета даже не упомянула об этом процессе. Зато все они будут писать обо мне. Это только начало. Я знаю. И знаю, кто прислал мне эти вырезки. Видите ли, ребенка Вандербильдтов забирает у матери тетка, у которой очень много денег. Мать бедна, и у нее плохая репутация. Так случится и с Элен. Только это сделает ее бабушка, не тетя. А моя репутация уже известна газетчикам. Это будет для них праздником. Джон, я должна рассказать вам о себе. Я не то, что вы думаете…
– Гарден! – Он встал и подошел к ней.
– Нет, стойте. Дайте мне сказать. Я должна рассказать вам. Я не хочу, чтобы вы узнали это от какого-то репортера. Или из газеты, да еще с фотографиями. Мне нужно рассказать вам правду.
– Замолчите, Гарден. – Джон под руки поднял ее с кресла.
– Нет! – Гарден попыталась освободиться, но он одной рукой обнял ее за талию и крепко прижал к себе. Другой рукой он прижимал к своему плечу ее голову.
– Послушайте, – тихо сказал Джон ей на ухо, – не надо ничего рассказывать. Я знаю о разводе, о показаниях свидетелей, о том, что писали газеты. И это не имеет никакого значения. Вы должны понять: что там правда, что ложь – не имеет значения. Я здесь. Я с вами. И мы будем сражаться с вашей свекровью вместе. Она не выиграет. Мы не позволим. Держитесь за меня, Гарден. Я буду вашей защитой. Я не позволю причинить вам вред.
Руки Гарден обвились вокруг него.
– О Джон, – вздохнула она, – мне так стыдно за то, что я сделала.
– Это было давно, – успокоил он ее. – Теперь это уже не имеет значения.
– Я так боюсь.
– Не надо. Бояться нечего.
– Не отпускайте меня, Джон.
– Нет, нет, я здесь, с вами.
– Я так боюсь.
– Больше не надо бояться.
Голова Гарден тяжело опустилась ему на плечо, а руки безвольно скользнули вниз. Она потеряла сознание. Джон отнес ее на диван, уложил на подушки и пошел искать Элизабет.
– Насколько плохо обстоит дело? – спросил он.
– Хуже некуда. Бабка влиятельна, безжалостна и, возможно, психически ненормальна.
– Что же будет? Что мы можем сделать? Элизабет коснулась руки Джона:
– Мы можем только поддерживать Гарден. Она не должна проиграть эту войну нервов. Я не знаю, что может случиться. Полагаю, многое будет зависеть от того, какое решение примет суд в Нью-Йорке. Просто невероятно, что ребенка Вандербильдтов могут забрать у матери, создать прецедент. Право матери священно.
Одиннадцатого ноября судья вынес решение по делу Вандербильдтов – против матери.
101
На этот раз не было ни полицейских, ни агентов в широкополых шляпах. Самый заурядный клочок обычной бумаги, принесенный безработным учителем, который был рад заработать три доллара, вручив повестку в суд.
Он пришел за четыре дня до Рождества; магазин был переполнен покупателями, и он так выделялся среди них, словно был в светящемся костюме. Гарден подошла к нему.
– Думаю, вы ищете меня, – сказала она. – Как раз в эти дни я вас и ожидала. – Она была абсолютно спокойна.
Это спокойствие охватило ее с того момента, как было вынесено решение по делу Вандербильдтов. Гарден словно отгородилась от окружающего мира. Она продолжала работать, играть с Элен, разговаривать, улыбаться, даже смеяться. Но была словно на расстоянии от всего.
– Ты меня беспокоишь, – сказала Элизабет.
– Извините, – ответила Гарден. – Мне бы не хотелось, чтобы вы волновались. Я, правда, больше не расстраиваюсь. Глупо было так расстроиться из-за вырезок. Я всегда знала, что Вики не успокоится. Мне не так больно, как вы думаете, тетя Элизабет. Я же вам говорила: я научилась не доверять счастью.
Повестка предписывала ей явиться в девять часов утра 12 января 1935 года к судье Джилберту Треверсу, зал 237, в помещении окружного суда. Красивое старое здание стояло наискосок от церкви Святого Михаила. Сидя в зале суда, Гарден считала удары колокола на башне.
Логан Генри настаивал, чтобы она оделась соответствующим образом, поэтому Элизабет повела Гарден по магазинам.
– Твои шелковые платья, дорогая, чрезвычайно привлекательны, а это нам не годится. Даже старый судья сообразит, что в этих расцветках и складочках есть что-то необычное. Ты должна выглядеть очень по-американски.
Сейчас на Гарден было серое шерстяное платье. Подол юбки в складку всего на девять дюймов не доставал до земли. У платья был белый воротник и манжеты и мелкие черные пуговки от ворота до подола. Скромная черная фетровая шляпка и белые перчатки.
«Черт побери, – подумала Элизабет, увидев Гарден в то утро, – она все-таки потрясающе хороша. Как я ни старалась, эти волосы и глаза ничем не приглушить». Элизабет сидела рядом с Гарден за столом, стоявшим напротив стола судьи. По другую сторону от Гарден сидел Логан Генри.