Они очень полюбили играть словами. У обоих голова шла кругом от счастья, и поэтому они казались себе чрезвычайно остроумными. В Нью-Йорке их автомобиль остановился, пережидая парад. Скай и Гарден не знали, что за праздник в городе, и решили, что парад устроен в их честь. От этого им было легче дожидаться, когда же наконец их машина сможет пересечь Пятую авеню, и такое объяснение звучало вполне разумно: духовые оркестры и развевающиеся флаги вполне подходили, чтобы прославить чудо их любви.
52
– Шофер, прямо по Восемьдесят второй улице, – сказал Скай.
Гарден не знала, куда смотреть, она очень боялась пропустить что-нибудь и вертела головой во все стороны. Когда яхта встала на якорь в устье Гудзона, Гарден поразили огромные здания на Риверсайд-драйв. Скай сказал, что это многоквартирные дома и что в них – точь-в-точь как в универмаге Керрисона – есть лифты. Молодожены долго ехали вдоль мрачных коричневых домов, потом через Центральный парк, где им пришлось остановиться и переждать парад. Наконец они оказались на Пятой авеню и проехали по ней два квартала, причем Гарден показалось, что навстречу им попалось больше машин, чем было во всем Чарлстоне. Машины были разных марок. Черные «форды» модели «Т» почти не попадались.
Такси свернуло на полукруглую подъездную дорожку, и Гарден наклонила голову, чтобы лучше видеть все из окна машины. Дом, к которому они приблизились, был огромный, но все же не такой высокий, как здания на Риверсайд-драйв. Гарден надеялась, что княгиня живет на верхнем этаже и в доме есть лифт.
Машина остановилась у ворот, к ней по широким ступеням спустился человек в униформе и открыл дверцу. Едва Гарден поставила ногу на землю, как из Центрального парка через улицу к их машине ринулись трое мужчин.
– Черт побери, – пробормотал Скай. Он схватил Гарден под руку и почти потащил ее вверх по ступеням. – Репортеры, – объяснил он. – Не оглядывайся, у них могут быть фотоаппараты.
Когда они достигли пятой – последней – ступени, громадные двойные двери открылись, они вбежали внутрь и оказались в обширном вестибюле. Пол его был выложен зеленым мрамором и почти полностью застлан золотым ковром с вытканными на нем зелеными драконами. В центре вестибюля стоял большой круглый стол, похожий на тот, что Пегги добыла в антикварном магазине, но у этого столешница покоилась не на одной ноге, а на четырех вырезанных из дерева драконах.
В дальнем конце вестибюля вверх уходила, изгибаясь полукругом, широкая лестница с очень изящными коваными перилами и белыми мраморными ступенями, покрытыми зеленым ковром. Гарден услышала плеск воды и, вытянув шею, увидела, что лестница огибает фонтан: под ней стоял дракон, который вместо пламени извергал из пасти воду. Все было очень красиво и изысканно, но Гарден пожалела, что здесь только эта лестница и нет лифта.
Скай взял со стола пакет с накопившейся корреспонденцией. Потом отломил ветку белых цветов от букета в центре стола.
– Вот, мой ангел, понюхай. И в самом деле весна. Аромат цветов наполнял вестибюль, но Гарден все равно понюхала – сладкий запах вблизи оказался таким крепким, что ей на мгновение стало нехорошо.
– Чудесные. Как они называются?
Скай обнял ее за плечи:
– Ты моя южная магнолия, а это сирень. Цветы янки. Ну, пошли. Хочешь поехать на лифте?
– Да! А где он? Я его не увидела.
– Надо знать, где смотреть. – Скай повернул ее влево, и она увидела человека в элегантном черном фраке, который придерживал открытую дверь. Интересно, подумала она, живет ли он здесь в одной из квартир, или это какой-нибудь управляющий. Скай ей ничего не объяснил и ее не представил. Гарден слегка улыбнулась человеку во фраке, проходя мимо, в ответ он чуть наклонил голову.
Лифт был меньше, чем у Керрисона, и гораздо красивее. Внутри он был обит тисненой зеленой кожей, на одной стене красовались бронзовые лампы с плафонами из белого рифленого стекла, а между ними была закреплена хрустальная ваза с сиренью.
Лифт затрясся и остановился.
– Его должны были отрегулировать, – сказал Скай. – Ты не волнуйся – это совершенно безопасно.
Гарден не волновалась; ей было чуть грустно, что они не поднялись выше.
Скай открыл дверь, и Гарден шагнула из лифта в коридор. Ей на голову и плечи посыпался дождь рисовых зерен, ликующие голоса закричали:
– Сюрприз!
– Черт меня побери, – проговорил Скай. – Наклони голову, дорогая. – Он схватил ее за руку и потащил за собой, сквозь дождь белых зерен, в большую комнату, битком набитую какими-то людьми.
Новобрачных окружили: женщины целовали Ская, мужчины хлопали его по спине, Гарден пожимали руку или на мгновение касались щекой ее щеки. Ей казалось, что присутствующие говорят очень громко и все хором, она улыбалась и каждому отвечала «спасибо», полагая, что их или поздравляют, или приветствуют, или то и другое. Она чувствовала себя совершенно ошарашенной и потерянной. Некоторые лица показались ей знакомыми; вероятно, она видела этих людей у себя на свадьбе, но тогда гостей Ская было человек двести и познакомиться с кем-то из них покороче было невозможно. Скай же явно знал всех присутствующих и был, несомненно, рад их видеть; про Гарден он словно вообще позабыл.
Но нет. Когда закончилась сумятица приветствий, Скай жестом попросил гостей расступиться.
– Дайте вздохнуть, иначе праздник превратится в поминки по молодым супругам Харрис, умершим от удушья. – Он обнял Гарден. – Давай, милая, сними шляпу и посиди немного. Сейчас я найду тебе стул.
Он усадил ее в углу дивана, сам сел рядом, закинув руку за спинку и слегка касаясь ее плеча. Гарден положила сумочку на ближайший столик и сверху на нее – перчатки. Затем сняла шляпу и положила туда же.
– Ну вот! – раздался женский голос. – Я же вам говорила! Она наполовину рыжая. – Гарден узнала Мицци, гостью Ская в Барони. Она огляделась, нашла Марка, потом Банни, и от того, что она хоть кого-то знает, ей стало легче. Но упоминание о волосах ее огорчило. Она знала, что ее рыжие пряди безобразны: мать твердила ей об этом годами. И они были отлично видны: горничная на яхте, куда менее умелая, чем мистер Анджело, утром просто заплела Гарден косы и уложила их короной вокруг головы.
Гарден неуверенно улыбнулась Мицци.
– Да, господа, у Гарден дикарские волосы, и она танцует необузданные дикарские танцы. Спляши нам по-чарлстонски, Гарден. – Это заговорил Марк.
– Да, да, Гарден, давай. Я тоже хочу научиться, – добавила Банни.
– Нет, нет, что вы, я не могу.
– Еще как можешь. Давай, Гарден. Кто-нибудь, поставьте музыку, – распорядился Марк. – Что-нибудь зажигательное.
Присоединились и другие голоса, настаивая, упрашивая. Гарден посмотрела на Ская: они его друзья, пусть он их остановит.
Он улыбался, и в глазах его читались гордость и удовольствие.
– Станцуй, дорогая, поставь янки на место.
– Скай, я не могу. Я не знаю этих людей.
– Это все друзья, мой ангел, наши друзья. К тому же мне приятно похвастать своей молодой женой.
Гарден встала, у нее дрожали колени. Все зааплодировали, а она бросила отчаянный взгляд на Ская. Он кивнул, стараясь ее подбодрить:
– Ну, умница, девочка моя. Я буду тобой гордиться.
В углу взревел граммофон – джазовый оркестр наяривал «Скандал на Двадцатой улице». Гарден шевельнула одной ногой, другой, затем раскинула руки и начала танцевать. Но она не могла отдаться завораживающему ритму музыки, движения у нее оставались скованными: Гарден боялась, что выглядит глупо и над ней будут смеяться. Но с места встал какой-то мужчина, затем девушка, затем еще один и еще – все они пытались ей подражать. Они не насмехались, а действительно пытались научиться. Им в самом деле нравится, подумала Гарден, улыбнулась гостям и начала утрировать движения ног и рук, чтобы их было легче воспроизвести.