Но прежде, чем засосать Сергея Николаевича, иная среда, бойкая, горластая, взялась за Нику.
Ника целыми днями оставалась дома одна. Обед, чтобы не разогревать, Наталья Александровна оставляла в кастрюльке, укутанной стареньким одеялом, и строго-настрого наказывала гулять только в саду. О том, чтобы самостоятельно или в компании с новоявленными подружками бегать купаться на Донец, и речи быть не могло.
— Я вечером приду и проверю, — строго обещала мама.
— А как ты проверишь? — хитро смотрела доченька.
— А я трусики пощупаю, мокрые или нет, и узнаю, что ты купалась.
Бедная мама. Первое, что сделало ее единственное чадо — убежало на речку с девчонками.
Да и долго ли бежать, с горки спустился, и ты на берегу. А трусики… так ведь купаться можно и голышом. Если, конечно, нет рядом мальчишек. Но мальчишки, как правило, предпочитали переплывать на другой берег. Там, над водой, на толстой, вытянутой ветке прикреплен был прочный трос с поперечной палочкой-держалкой на конце. Пацаны по очереди хватались за держалку, разбегались, и с тарзаньими криками летели чуть не до середины реки. Разжимали руки и бухались в воду.
Ника не умела плавать. Она, касаясь руками дна, била изо всех сил ногами по воде, делала вид, будто плывет. Такое передвижение вдоль берега называлось «по дну ракушки».
Накупавшись до гусиной кожи, стуча зубами, Ника выскакивала на прибрежную траву. Аккуратно, чтобы не испачкать, надевала трусики и ложилась загорать. Она всякий раз недоумевала, отчего мать так за нее боится.
Наталья же Александровна была совершенно права. Донец река коварная. Омуты, водовороты, невидимые коряги. Зацепишься, нырнув, и больше тебя на этом свете живым не увидят. Не то, что дети, взрослые тонули запросто. Но об этом Ника почему-то не думала.
После купания Ника вела девочек к себе. Четыре подружки поднимались по тропинке, перелезали через невысоко протянутую проволоку, и оказывались в конце участка Алевтины Ефимовны, среди невысоких вязов и кустов боярышника.
Договаривались играть в дочки-матери. Старшая девочка Инна приказывала Нике:
— Вынеси игрушки.
Ника бежала домой, набирала в подол кукол, мишек, что под руку попадет, тащила под вязы. Здесь же Нику просвещали. Известно, про какие такие секреты взрослых толкуют девочки в этом возрасте.
Иногда Ника заводила подружек в дом, но эти посещения в корне пресекла Алевтина Ефимовна. При случае сказала Наталье Александровне:
— Вы проследите за этими подружками, Одна девочка, кажется Инна, говорят, вороватая.
Наталья Александровна посмотрела и пришла в ужас. Не только вещи Ники, пропали дорогие ее сердцу безделушки, единственная нитка бус, авторучка с золотым пером.
Алевтина посоветовала пойти к Инниной маме, через два дома, напротив.
— Что вы, что вы, — запричитала, заохала мамаша, — моя Инна, да как вы могли подумать! Да как вам не стыдно!
А у самой на шее до боли знакомые бусы.
— Да вот же, — ткнула пальцем Наталья Александровна, — это мои бусы.
— Ваши? — женщина потрогала украшение, — как же, ваши! Это мне дядя из Германии привез, когда с войны вернулся.
Пришлось махнуть рукой и уйти ни с чем. Жаль было пропавшей ручки, мелочей и сердоликовой свинки, купленной давным-давно в Париже на блошином рынке.
Сергей Николаевич был страшно недоволен поступком жены. Больше всего оскорбило перенесенное унижение.
— Черт тебя понес к этой бабе! — шипел он, да пропади она пропадом твоя пресловутая свинка, чем выслушивать всякие издевательства!
— Положим, свинка была не пресловутая, это память, как ты не понимаешь!
Сергей Николаевич смотрел с сомнением.
— В детство впала?
Наталья Александровна грустно улыбнулась. Вспомнилось, как отчим спросил при покупке несчастной свинки буквально этими же словами: «Никак в детство впала, матушка?»
Нике здорово влетело, отчитали по первое число, запретили водиться с Инной.
Стало скучно. Сидела одна в саду или каталась на качелях до тошноты. Улетала то вперед на солнечное пространство над обрывом, то назад, в тень, под раскидистую крону дикой груши. Плоды были на ней мелкие, твердые, как камень и совершенно безвкусные.
Но долго скучать не пришлось. Вскоре в одинокую жизнь Ники вошла новая, очень хорошая девочка, а Наталья Александровна возобновила старое знакомство.
Воскресным днем шла с базара с тяжелой кошелкой. Навстречу — женщина с полным ведром, снизу поднимается от колонки, что прямо напротив дома Алевтины. Улыбается, кивает головой, кричит: