— Ах, господи, не от вас первой я это слышу. «Вы с мужем другие, с вами можно быть откровенными».
— Да? Не от меня первой? Потому с вами откровенны… — тут она встала, подошла к окну и выглянула посмотреть, далеко ли дети. А их и след простыл. Зоя Павловна крикнула, — девочки, где вы?
Из сада донесся смех и голос Майки:
— Мы катаемся!
— Там же темно.
— Ничего, нам все видно.
Зоя Павловна вернулась к столу.
— На качелях катаются. У нас хорошие качели. Еще муж покойный поставил. Да, так о чем я?
— Вы хотели сказать, почему с нами откровенны.
— А разве вы собираетесь на меня доносить?
— Нет, конечно.
— Вот видите. А среди наших, ходи и оглядывайся, как бы на тебя не настучали.
— Но зачем?
— А вот представьте себе, на мое место кто-то захочет сесть. Место у меня хорошее, спокойное, завистники всегда найдутся, и к какому-нибудь слову придраться, тоже всегда найдут. И пойдет крутиться такая мельница… Знаете, я по долгу службы каждый день заполняю анкеты приезжих. Фамилия. Имя. Отчество. Откуда прибыл, цель приезда. Рабочий стаж, партийность. Проживал ли за границей. Не имеет ли родственников за границей. Находился ли в оккупации. Человек шагу не может ступить, чтобы его не проконтролировали. И это, по-вашему, свобода?
— Эти анкеты кто-нибудь читает?
— Да никто их не читает. Хотя, если понадобится, прочитают. Будьте уверены. А теперь с вами. Вы мне еще тогда осенью в гостинице рассказывали, как поступили с вами, я помню. Считайте. Вы хотели поехать в Одессу, так? А вместо этого вас распределили в Брянск.
— Нет, подождите, нам объяснили, что в послевоенное время трудности с жильем, а в Брянске…
— Чепуха! Ваш Брянск был наполовину разрушен, если не больше. Какое жилье! Почему вас не направили, скажем, в Саратов? Вам дали квартиру, не спорю. Но потом ведь турнули. Разве не так? Дальше. Из Крыма вас выслали.
— Но если такой закон!
— Да вы блаженная, Наталья Александровна! Простите, Наташа. Кому вы мешали в Крыму? Вы что, собирались плыть через море в Турцию?
— Спасибо, в Турции я уже была. — Наталья Александровна внезапно почувствовала раздражение. — Не пойму, чего вы от меня хотите. Я всякий раз после таких разговоров задаю один и тот же вопрос. Что, нам не следовало приезжать в Советский Союз?
Зоя Павловна задумалась.
— Да нет, все правильно. Надо было.
— Но вы же говорите…
— Мы русские. Нам надо жить дома. Каким бы он ни был, дом. Я вот мечтаю попасть за границу. Просто, поехать посмотреть. А как подумаю. Ну, день, неделю, месяц. Потом все равно потянет назад.
— Зачем же вы мне столько наговорили?
— Душу отвела. И мой вам совет. Поменьше рассказывайте, кому попало, про свой Париж. Тссс! — прижала она палец к губам.
— Вот это ваше «тссс» мы тоже неоднократно слышали. Людей, недовольных жизнью, иногда встречали.
Зоя Павловна удивленно воззрилась на собеседницу.
— Иногда? — Откинула назад голову, рассыпала звонкий смех, — К вашему сведению недовольны очень и очень многие. Только молчат. В лучшем случае.
— А в худшем?
— В худшем, — задумалась, сдвинула брови, стала смотреть на крышку чайника, — в худшем приспособились, лезут на трибуну какого-нибудь собрания и распинаются на тему, как у нас все хорошо. Нас приучили лицемерить. Страшную вещь скажу. Мы, русские, стали как бы народом с двойным дном.
Она замолчала. Из сада стало доноситься равномерное поскрипывание качелей и приглушенные голоса девочек. На веранду влетел бражник, стал кружиться под потолком возле лампочки. Раз за разом он все чаще ударялся об нее, отлетал в сторону. После нескольких неудачных попыток разбить себе голову, пулей метнулся во двор. Зоя Павловна сейчас же вскочила и прикрыла окно.
— А то опять прилетит. Не люблю их, и тут же встретила страдальческий взгляд Натальи Александровны.
Та изумленно смотрела в потемневшие глаза Зои. Спросила шепотом:
— Но почему с двойным дном?
— Страх. Только страх. Мы все чего-нибудь боимся. И от страха часто говорим не то, что думаем. И не без оснований. При немцах, Боже мой, как мы ждали освобождения! Каждую ночь во сне видели: вот они, идут наши! Пришли. И началось. Расспросы, допросы, косые взгляды. А не продался ли ты проклятым фашистам? Да мы на них смотреть не могли, на этих фашистов! А тех, кто продался, за людей не считали. Но тебе тут же графу в анкету: находилась ли в оккупации. Да, находилась. Так я виновата, что ли? Я мужа на войне потеряла, по ночам подушку грызу! — стукнула дверь, Зоя Павловна резко обернулась и увидела веселые мордашки девчонок, — чего вам?