Они засиделись почти до рассвета. Алевтина Ефимовна собрала чай, принесла из кухни бутылочку абрикосовой наливки. Вдовы выпили по рюмочке, закусили сдобными булками, накануне испеченными, уложенными в вазу на длинной ножке и прикрытыми накрахмаленной кружевной салфеткой.
Часам к пяти утра обе размякли, наревелись, уткнувшись одна другой в плечико, поклялись в вечной дружбе и расстались, только когда на востоке порозовело небо.
10
Городок был ничего себе. Если смотреть с юга, с низменной стороны, он казался расположенным как бы на возвышенности, как бы на невысоких горах, пологих, но довольно значительных по сравнению с плоской долиной.
Если же, наоборот, смотреть из города на необозримую степь, оказывалось, что никаких гор нет и в помине, а наличествует невысокий уступ, обозначающий правый берег реки Молочной.
Рассказывали знающие люди, будто во времена весьма отдаленные, река была широка и пропускала суда с глубокой осадкой. Будто ходили по ней турецкие корабли с набитыми ветром парусами, с сундуками драгоценностей в трюмах. И еще бередили мелитопольские умы неясные слухи о затонувшем на виду города таком корабле. Его засосало илом в глубины, и дело стоит за малым: найти место да извлечь сокровища на свет божий.
Поговаривали, будто турецкое правительство предложило нашему правительству начать поиски затонувшего корабля. А по окончании работ разделить все найденное поровну, честь по чести. Но наше правительство не согласилось, считая, что никакого золота на дне реки Молочной нет, а проникнуть на нашу территорию враги хотят с целью диверсий и шпионажа.
Да и вообще, при зрелом размышлении, сомнительными казались байки о кораблях, груженных золотом и алмазами. Вот делать больше туркам было нечего, как мотаться с сундуками сокровищ.
Не было кораблей, как не стало в новое время полноводной реки на виду города. Остался ручей с илистым дном, с плавающими по мутной воде утками. Правда, в районе совхоза «Садовое» река набирала силу, и в ней можно было купаться, но топать туда тоже было не близко.
Да, так вот город. Он раскинулся на холмах, погруженный в зелень мощных садов и сонную одурь. В центре — базар, аптека, гастроном, разные учреждения. Два кинотеатра — имени «Тридцатилетия ВЛКСМ» и имени Свердлова. Следов войны к пятьдесят второму году осталось немного. Зияющий провалами окон второй этаж над кинотеатром Свердлова, разбитое правое крыло Дворца Пионеров, и уже почти восстановленная часть здания пединститута.
От центра город ползет в гору на север и на восток, западная его сторона низменная. И везде, куда ни глянь, частные дома и сады. А сады, как известно, приносят доход.
Они стали особенно доходными, когда завершилось строительство трассы Москва-Симферополь. Золотой абрикос владельцы садов погнали в столицу, а пока он наливался сладким ароматным соком, зорко следили, чтобы ни свой, ни чужой на пушечный выстрел не подходил к деревьям.
Серьезные люди населяли город, особенно Красную горку, где как раз и началась новая жизнь Улановых.
С высоты Красной Горки, действительно, самой высокой части города, не отовсюду, а только с крайних улиц, видна была степь, раздольная, до горизонта, и даже еще дальше, особенно после летних гроз.
Тогда, пропитавшись живительной влагой, оседало на землю знойное марево, очищался воздух. Степь становилась умытой, нарядной, с белыми пятнами далеких хат села Константиновки и вздернутыми к атласному небу сторожевыми башнями тополей.
В такие дни казалось, не будь земля круглой, можно было бы добежать до самого ее края. Но земля круглая. Бежать до края — пустое занятие. Все равно на то самое место вернешься. Оставалось довольствоваться городом на холмах и центром вселенной под названием Красная Горка.
Здесь, считай, многие знали друг друга. Речь местных жителей была в основном русской, но щедро обогащенной украинизмами и мягким гортанным «г». Если какому-нибудь «туземцу» приходила в голову блажь начать выговаривать эту согласную букву на московский манер, по-кацапски, на него смотрели с иронией, а дети начинали дразнить: «Гуси Гогочут, Город Горит, каждая Гнида на «г» Говорит».
Окончания глаголов в третьем лице единственного числа многие выговаривали мягко: «идеть, бегить, береть». На базаре «купляли», на праздники, на свадьбы «гуляли». Садились за щедро накрытые столы, ели, пили, пели далеко слышными высокими женскими голосами: