Подъем вверх до самых Харлфундурских врат был утомителен для пожилого боргвина. Старик выдохся, но упрямо хромал, не останавливаясь ни на минуту. С каждым шагом дом был все ближе. В смрадной осенней тишине боргвин был единственным, кто возмущал окружающее безмолвие звуками шаркающих шагов и постукиваниями деревянным топорищем по облизанному ветром камню.
Эти ворота когда-то были прекрасны, но сейчас дерево посерело под солнцем и дождями, превратившими некогда филигранную резьбу в бесцветное месиво из трещин и древесных жил. Металлическая инкрустация по большей части была сорвана во время атак чудовищ и людских таранов, следы которых до сих пор не исчезли с поверхности досок. Петли заржавели. Рьйолло сел, прислонившись спиной к серой шершавой громадине врат, и закурил. Ветер шептал ему что-то, поглаживая камни и высохшую траву. Рьйолло смотрел на пустые склоны и вслушивался в тишину, замершую за тяжелыми воротами. Когда-то здесь кипела жизнь, наполненная делами и заботами. Ворота были всегда открыты и закрывались лишь после объявления ночи, в дневное же время всюду бегали дети; дорога, по которой прошел Рьйолло, не пустовала, и по ней в обе стороны двигались бородатые фигуры боргвинов, и каждый был занят каким-то делом. Крепость - это не нора в горе, не тяжелые ворота и не глубокие шахты. Это боргвины. Крепкое сообщество, связанное тесной дружбой, любовью и сотрудничеством. Работой, не прекращающейся изо дня в день. Работой каждого на благо всех жителей крепости в равной мере. Как давно все это ушло в небытие! Как давно Харлфундур умер! Еще до всякой плеши, до чудовищ... Последние - это лишь падальщики. Они пришли сюда, когда Харлфундур уже совершил свой последний выдох.
Рьйолло встал. "Что ж, Бьондур, давай, как в старые добрые, крутанем эти ржавые шестерни!" Он некоторое время ощупывал шершавую стену, бубня под нос какую-то мелодию. Потом взял топор и с размаху ударил основанием топорища в одну из плит облицовки. От удара та сместилась, и боргвин пыхтя и ругая свою старость, снял ее со стены. За плитой оказалась узкая вертикальная щель. Не мешкая, Рьйолло загнал топор прямо в нее. В стене что-то щелкнуло, и старик, поплевав на ладони, схватился за топорище, которое теперь торчало из стены, как рычаг. Старый, проверенный временем тайный замок. Харлфундур обзавелся таким во время гражданской войны, когда выгнал красного петуха, а с ним и добрую треть примкнувшего к поработителю населения. С тех пор харлфундурцам необходимо было отличать своих от предателей. Врата закрылись навсегда и открывались только харлфундурским именным оружием. Потерять или отдать свое оружие противнику стало считаться изгнанием из крепости. Рьйолло помнил, как лишился однажды своего меча. Это случилось уже во времена, когда плешь пришла, и поначалу Харлфундур пытался бороться с Гаттулак Кхата и ее чудовищами. В одном из сражений Рьйолло вогнал свой меч в брюхо гадине, которая схватила и почти перекусила пополам его старого товарища - Бьондура Косматого. Существо, заверещав, бросилось в лес, роняя внутренности. Бьондур умер на руках Рьйолло, но перед этим умолял того принять в дар свой топор. Боргвины верят, что предмет, с которым каждый из них не расставался всю жизнь, будет служить потом неким окошком в "тот" мир, через которое умерший будет слышать, а может даже и видеть живых. Церковь борется с такими предрассудками, но традиции предков из боргвина не выгнать. Можно вывести боргвина из крепости, но крепость из боргвина - никогда. Потом Рьйолло, конечно, нашел свой меч, но больше не пользовался им, и с тех пор ходил только с топором своего друга, общаясь с павшим товарищем через этот предмет.
Рьйолло вдохнул полную грудь воздуха и запел бойкую песню на боргвинском языке. На каждую "А" он с усилием опускал топорище, а на каждое залихватское "у" тянул вверх. Когда песня закончилась, ворота вздрогнули, чихнув пылью, словно сбросили напряжение, томившее их долгие годы. Рьйолло вынул топор, приладил плиту на место и открыл створку, огласив округу истошным визгом ржавых петель. Войдя, он вдохнул полной грудью влажный пещерный воздух. Глаза привыкали к темноте. Боргвины, как никто другой, умеют приспосабливаться к слабому освещению. На это требуется более продолжительное время, но результат во много раз превосходит человеческие возможности. Однако при полном отсутствии света даже боргвинский глаз слеп. Но у этого народца есть свой способ разогнать тьму. Нет, это не чадящие и вечно гаснущие факела, какими пользуются люди и все остальные, далекие от пещерного образа жизни, разумные существа. Нет. Боргвин всю жизнь не расстается с двумя предметами: инструментом своего труда и с пещерной фейкой. Пещерная фейка - это крылатое существо размером с ладонь, способное светиться в подземной темноте. Внешне фейка напоминает что-то среднее между маленьким прямокрылым человечком и богомолом. Вообще эти создания сосуществуют с некоторыми теплокровными жителями подземных каверн и пещер, освещая тем путь и питаясь малой толикой их добычи. Не удивительно, что боргвин для феек ничем не отличается от прочих теплокровных, поэтому они с радостью сосуществуют и с пещерными карликами. Каждый боргвин при рождении получает свою фейку и не расстается с нею до конца жизни, благо те живут сотню и более лет - намного дольше среднего представителя человеческой расы, к коим причислены и боргвины. Вынесенная из пещеры под открытое небо, фейка окукливается и остается в таком виде, пока для нее вновь не совпадут два условия: пещерная темнота и тепло живого тела.
Рьйолло называл свою фейку Фуй-фуй. Он достал из-за пазухи сверток, в котором хранил до поры свою питомицу, и на ладонь ему легла похожая на большое семечко блестящая куколка. Рьйолло согрел ее дыханием, и куколка треснула. Показались мятые крылья, длинные стройные зеленоватые лапки. Пока воспрянувшая Фуй-фуй расправляла крылышки, старик покрошил на ладонь хлеба. Набив животик, фейка стала источать слабое зеленоватое свечение, при котором лишь боргвины и прочие существа, что обитают в пещерах, могут спокойно созерцать красоты подземного мира.
Рьйолло увидел длинный коридор, уходящий вглубь вулкана. Вдоль себя коридор был разделен колоннадой. Да, некогда здесь во множестве прогуливались жители Харлфундура, гремели телеги, а сотни голосов эхом отскакивали от стен, многократно преумножаясь. Теперь же здесь поселилась лишь тишина и летучие мыши. Старик брел вдоль стен, осматривая древние барельефы, изображающие тружеников Харлфундура, руками которых эта крепость была основана и развивалась в бурном течении столетий. Его шаркающие шаги эхом разбегались и исчезали во тьме. Рьйолло углублялся в тело горы все дальше и дальше, минуя по памяти ловушки и западни, расставленные под облицовкой стен и покрытием пола. От главной магистрали отходили коридоры поменьше: к пещерным полям, в жилые комнаты, в мастерские, на склады... Отовсюду смотрела на него лишь жирная черная тьма, да доносилась скучная тишь.
"Кто ты?" - послышался сиплый голос за спиной. Рьйолло обернулся и увидел несколько тощих сгорбленных фигур, жмурящихся от фейкиного света и наставивших на старого боргвина копья. "Рьйолло. Рьйолло Нахрап," - ответил старик. - "Было время, я жил под этими сводами". Копья опустились. Это были боргвины. Изможденные, ослабшие, потерявшие цивилизованный вид. Бороды их свалялись в колтуны, мышцы иссохли, радужки глаз побелели от постоянного пребывания в темноте, а одежда превратилась в лохмотья. "Но..." - сказал один из них. - "Ты один! Где остальные?". Рьйолло понимал: они ждали и готовились к двум возможным событиям, одним из которых было очередное нападение на Харлфундур, а другим - экспедиция с целью заселения крепости. Рьйолло открыл ворота ключом... Кто же он, если не поселенец? Но почему он один?