Выбрать главу

— Ничего, — виновато выдохнула Роза.

Превозмогая боль в спине, Альбус поднялся и свесил босые ноги с кровати.

— Ты была ближе всех к колодцу.

Роза кивнула.

— Ал, кажется, я падала в него… — еле слышно произнесла она.

— Что ты помнишь? — твердо спросил Альбус. — Ты ведь что-то помнишь.

Роза подтянула к себе подушку и прижала ее к животу, словно прячась за ней. В лучах лунного света, пронзающих лазарет со всех сторон, Роза казалась совсем крохотной и беззащитной.

— Меня отбросило заклятием, — тихо сказала она. — Я помню, как упала на песок, Ал. Помню потому, что до сих пор чувствую, как он забивается мне в рот.

Она провела рукой по лицу, высунув язык.

— Кажется, он до сих пор там.

— А ты видела моего отца? — спросил Альбус с надеждой.

Роза покачала головой.

— Я никого не видела, — сказала она испугано.

— Но ты двигалась! — сказал Альбус. — Я помню. Ты все еще была в сознании, когда я его уже терял.

— Ал, я ничего не видела, — сказала Роза так жестко, что на мгновение он опешил.

Роза попыталась встать с кровати, но ее ноги задрожали, и она тут же рухнула обратно.

— Я не помню ничего, кроме колодца. Когда я оказалась там, Ал… Все вокруг растворилось… Я не видела ничего, кроме него.

И без того тихий голос Розы вдруг стал совсем тусклым. Безжизненным. Альбус вслушивался в него, как в эхо.

— Что там произошло? — спросил он, боясь услышать историю, которую в этот момент хотел услышать больше всего на свете.

Роза упала спиной на кровать. Ее голова глухо ударилась о матрац. Только колени оставались согнутыми, а руки все еще прижимали к животу подушку.

Когда Роза заговорила, Альбус будто бы перестал дышать. А, может, и вправду перестал. Он замер каждой клеточкой своего тела, вслушиваясь в слова сестры.

— Я помню, как упала на песок, Ал. Помню, как отплевывалась от него, пыталась отдышаться. Помню, что хотела посмотреть назад… чтобы увидеть, где вы… А потом — ничего. Я не знаю, как тебе это объяснить. Я помню все и не помню ничего. Я закрываю глаза и вижу, как мои пальцы тонут в песке. Вижу, как мои руки передвигаются, карабкаются… вперед. Думаю, мои коленки стерты потому. Ты слышал слово — агония? Папа как-то говорил. Не помню, к чему. Я так и не поняла, что оно значит. Но теперь знаю. Это была агония, Ал. Я помню, как забивался песок под ногти, когда я ползла к этому колодцу. Я это видела. Не осознавала, но видела. От меня будто ничего не осталось… Только желание скорее избавиться… Не знаю, от чего. Хотелось только утолить эту жажду… чего-то. Ал, это точно была агония. Я не видела, только чувствовала, что мне как можно скорее нужно туда… в этот колодец. Я хотела, чтобы все исчезло. Хотела упасть на дно опустошенной, только б это чувство перестало терзать. Это адское пламя в груди. Оно словно рвало меня на части. Я знала, Ал, что, когда колодец меня поглотит, это чувство исчезнет. Я, кажется, помню, как взбиралась по камням. Я не уверена. Но, кажется, это были мои пальцы. Они вжимались в камни с такой силой… — Роза судорожно вздохнула. — А вот что было потом, я помню слишком ясно… Я тогда как будто проснулась. Когда уже оказалась внутри.

— Что было потом?.. — уставившись, как зачарованный, на бездвижный в ночи силуэт, спросил Альбус.

— Я помню, как пришла в себя. Ал, мне стало так страшно тогда. Помню, как забилась всем телом. Я пыталась плыть к поверхности, но руки и ноги будто окаменели. Тело застыло, только сердце бешено колотилось. Оно словно хотело вырваться наружу, чтобы спасти хотя бы себя. У тебя когда-нибудь сердце билось так, что кажется, будто грудная клетка вот-вот треснет? А когда я вдыхала… раз за разом то была не вода и не воздух, и следующая попытка не приносила ничего нового. Я будто бы опускалась в бездну, и вокруг — только пустота. А я опускалась все глубже, все сильнее отдаляясь от тающего где-то наверху света. Я думала, это конец, Ал. И я сдалась…

Роза повернулась на бок и посмотрела на Альбуса.

— Я закрыла глаза и расслабилась. Решила: ладно уж.

— Ты не могла так просто сдаться, — сказал Альбус. — Только не ты.

— И все же я сделала это. На какой-то миг. А потом я вспомнила последнее письмо отца. Когда мама разрешила мне остаться на каникулы со Скорпиусом. Он говорил, что мы это время наверстаем с лихвой летом, он очень ждал, когда я вернусь домой. А мама меня, наверное, из-под земли бы достала. Если она задавала мне трепку за синяки после падений с велосипеда, то что бы меня ждало за это? Страшно представить. А потом я подумала о вас. Ты ведь без меня пропадешь, Ал, — Роза улыбнулась. — А Скорпиус… Он только-только потерял свою маму. Удивительно, Ал, но, оказывается, моя сила не во мне. Она в людях, которых я люблю. Ничто другое тогда не заставило бы меня бороться дальше.

Альбус слушал. Слушал, представляя все то, о чем говорила сестра.

— И ты справилась, — сказал он.

— Нет, — глухо ответила Роза. Она поднялась и посмотрела на него в упор. — Я не справилась, Ал. И потому я не понимаю, почему сейчас здесь.

— Но ты же сказала…

— Я решила бороться, — перебила Роза. — Я открыла глаза и хотела плыть вверх, я собиралась цепляться за стены, я хотела сбросить мантию, чтобы она не мешала. Но когда я открыла глаза… — Роза смолкла на миг, и вдруг ее голос стал совсем глухим и безжизненным. — Бледная худая рука тянулась ко мне из темноты. Она пыталась схватить меня за горло. Я помню эти скрюченные пальцы, как они алчно сжимались в каждой новой попытке дотянуться до меня и навсегда увлечь за собой в небытие. И тогда силы закончились. Последнее, что я помню, я уже не видела. Помню только чувство. Я растворялась. Меня словно бы уже и не было. И эта рука… она схватила меня за воротник. Дотянулась до меня. И рванула куда-то с такой страшной силой… И все. Эта рука потащила меня за собой в ад, Ал.

— Ада нет, — поморщился Альбус.

— Ну, тогда мне казалось, что нет ничего кроме ада, — неожиданно будничным тоном ответила Роза.

Альбус мотнул головой. Перемена в тоне сестры словно выдернула его из мрачной завораживающей истории и вернула обратно на больничную койку. Пустота колодца растворилась, и он снова видел перед собой привычные школьные стены.

— А Скорпиус? — спросил Альбус.

— Он же здесь, — ответила Роза. — А если он здесь, то с ним все будет хорошо. Говорят, даже самые опасные травмы бессильны перед мадам Помфри.

На какое-то время в лазарете повисла тишина. Роза лежала с открытыми глазами, но смотрела не на Альбуса. Словно бы сквозь него. А Альбус выискивал взглядом редкие пылинки, кружащиеся в лучах лунного света.

— Скорее бы Скорпиус очнулся, — сказал он.

— Ты слышал? — перебила его Роза, поднявшись на локте. Она мотнула головой в сторону двери, и Альбус прислушался, жадно вцепившись взглядом в конец комнаты, утопающий во мраке.

Они переглянулись и дружно упали на подушки, накрывшись одеялами.

Альбус еще пытался расправить ногами свое, когда дверь, тихо скрипнув, раскрылась, залив центральный проход ненужным здесь светом. Альбус слышал шаги, отскакивающие от каменных плит, стихнувшие неподалеку от его постели. Его пятка осталась торчать раскрытой.

— Я не думала, что на своем веку еще увижу подобное, — сказала МакГонагалл.

— Вы это о том, что гены неисправимы? — ухмыльнулся Гарри.

Альбус лежал, сжимая между пальцев одеяло.

Отец здесь. Он знал, что ему не померещилось. Он был в том подземелье. Он их спас.

— Нет, — протянула МакГонагалл, явно, с улыбкой. — Знаете, мистер Поттер, когда вы окончили школу, я вздохнула спокойно. Не поймите меня превратно… Но я была уверена, что с этих пор жизнь в Хогвартсе пойдет как прежде. Размеренно. Когда появился Джеймс, я невольно напряглась, но это оказалось лишь неосознанным волнением. Но когда в Хогвартс поступили Альбус и Роза… Роза — бунтарка. Это было ясно еще с ее пеленок. Но Альбус… Для меня он всегда был именно тем примером идеального ученика, при котором учителю остается волноваться разве что о его успеваемости. И когда Скорпиус Малфой был распределен на Гриффиндор, я вновь заволновалась… Но, наблюдая за их дружбой, я начала думать: осторожность Альбуса и рассудительность Скорпиуса смогут усмирить пылкий нрав Розы. Я думала, уж эта троица не попадет в беду. Но, видно, да, вы правы, Поттер. Ваши гены найдут приключения, даже когда их отыскать почти невозможно.