Натка замерла, затаилась: его откровенность просто пугала.
- Ты не бойся, - продолжал Дима. - Ты только не бойся, не думай, что я не понял тебя, когда ты сказала, что любишь.
- Ты понял? Правда? - пробормотала Натка. - Тебе это не показалось фальшивым или там глупым?
- Нет, потому что я чувствовал то же самое, даже больше. И ты не жалей, что сказала! В этом ты никогда не раскаешься...
- Чувствовал даже больше, - завороженно повторила его слова Натка. А что может быть больше?
- Такое ощущение - очень яркое, - что жить, как прежде, невозможно, и как-то надо сделать так, чтобы ты не сбежала, поверила, что будет нам хорошо, мне надо только чуть успокоиться...
Они говорили быстро, отрывисто и бессвязно и, казалось, не очень друг друга слушали, но каждый запомнил этот разговор на всю ту жизнь, что им осталась.
- Ну, немножко я бы, пожалуй, подождала, - мягко улыбнулась Натка. Знаю, как это бывает...
- Ох, не говори так! - Дима резко отодвинул ее от себя. - Не говори о других, пожалуйста.
- А сам-то... Все знаешь и все умеешь...
- Мне по штату положено знать и уметь: я мужчина. Иначе тебя не удержишь.
- Так ты еще и теоретик? - засмеялась Натка.
- А как же! - расхохотался Дима.
Оба вдруг ужасно развеселились: слишком большого напряжения потребовал разговор, и теперь наступила разрядка. Дима поцеловал темные фиалковые глаза.
- Это чтоб ты меня не забыла...
У Натки мгновенно и больно кольнуло сердце. Что ждет их там, в холодной Москве? Серый осенний город, дожди, хмурые люди на улицах... Море, солнце и горы останутся далеко позади... И он, конечно, женат, нечего даже спрашивать...
Вечером они взошли на палубу катерка. Медленно, важно катерок отчалил от пирса.
Это была ночная прогулка - без гида и музыки, в тишине... Все в звездах небо, сияет луна, и черное, без конца и без края, море... Катерок, пыхтя и покачиваясь, старательно дробил лунную дорожку, луна осыпалась искрами - где-то там, за кормой. Дима снял куртку, набросил Натке на плечи.
- Пойдешь ко мне? - шепнул он, когда катерок повернул к берегу. Останешься до утра?
- Не знаю, - несчастно ответила Натка. - Кажется, не смогу.
- Почему? - Дима даже охрип от такого внезапного унижения.
- Мне надо домой, в корпус... Видишь ли, я... У меня...
- А-а-а, понятно, - радостно догадался Дима. - Не надо, медвежонок, в корпус: найдем что-нибудь. И не волнуйся: приставать не стану. Просто положишь голову мне на плечо и заснешь. Так мало осталось дней...
"Конечно, женат, - обреченно подумала Натка. - Все знает..."
- Смотри, сколько я всего накупил! - похвастался Дима, когда они вошли в домик. - Кофе, плюшки, конфеты, смотри! - Он зажег настольную лампу.
Да, ее здесь ждали... Все, что валялось в прошлый раз на постели и стульях, было, как видно, упрятано в шкаф. На столике стояли два сверкающих чистотой стакана и рюмки, бумажная салфетка накрывала здоровенные плюшки.
- Ах да, - спохватился Дима, подставил к шкафу табурет, дотянулся до чемодана, лежавшего наверху, и вытащил вафельное полотенце. - Вот! - подал его Натке. - Рви в клочья! Это мое, не казенное.
"Кто, интересно, положил ему полотенце? - ревниво подумала Натка. - А может, сам? Нормально же - взять на море полотенце..."
Когда она вернулась из душа, в стаканах уже дымился кофе, а Дима наливал в рюмки ликер - остатки. "С кем он тут пил?" - расстроилась Натка. Она как с ума сошла: какие права она имела на этого человека?
- Ты чего? - тут же заметил ее печаль Дима.
- Ничего... Подвела нас с тобой мать-природа.
- Ну и пусть. Нам и так хорошо.
Дима поднял рюмку.
- За нас! За нас - вместе. Жаль, мало выпивки... Этот идиотский указ...
- Да уж, - хмыкнула Натка. - С нашими лидерами не соскучишься...
Ликер был сладким и обманчиво легким. Огненной струйкой пробежал он по телу, растворив в себе горькие мысли. Они допили кофе, взглянули друг другу в глаза и, не сказав больше ни слова, разделись и легли в постель. Натка чувствовала, как сильная мужская рука ласкает ее грудь, коснулась ее живота. Невозможно было больше терпеть, но тут он как раз шепнул:
- А тебе точно нельзя? В первый день, кажется, можно...
Они уснули разом, спали крепко и сладко, а утром Дима, целуя Натку, сказал:
- Пошли в душ, я тебя искупаю. - И, увидев, как расширились в изумлении ее глаза, добавил: - Отмою, как это делают йоги.
- А разве я не отмыта? - пошутила Натка, не зная еще, как отнестись к столь странному предложению.
- Сейчас все поймешь, - не стал ничего объяснять Дима. - Пошли!
Вода была сильно горячей - "так надо!" - и Натка стояла под душем, глядя, как Дима старательно мылит мочалку: "Давай лапу... Так... Теперь вторую..." Мочалка скользила по рукам и ногам, по спине, животу - кругами, кругами. Казалось, она раздвигает кожу, проникая внутрь, глубже и глубже... Покой и блаженство охватили Натку.
- Ой, щекотно, - тихонько засмеялась она, когда Дима принялся оттирать ей подошвы.
- Терпи, - сурово велел он. - Кожа дублирует почки и легкие, а значит, должна дышать. Подошвы, если хочешь знать, вообще аналог всех наших внутренних органов.
- Да уж, - усомнилась Натка.
- Вот тебе и "да уж", - добродушно и очень похоже передразнил ее Дима. - Ничего-то ты, медвежонок, не знаешь. Потому что маленький, глупый... Сейчас, представь себе, у тебя открылись все точки: я прочистил систему "ку".
- Какую систему?
- Потом объясню. Посмотри-ка лучше на себя в зеркало! Что это там за юная леди?
Из зеркала на Натку смотрела молодая, порозовевшая, счастливая женщина. Тело было легким и радостным. Кожа скрипела после Диминого мытья.
- Ты сейчас совсем как ребенок, - задумчиво сказал Дима. - Я, знаешь, люблю детей, и ты мне кажешься почему-то маленькой, беззащитной. Странно... Такого чувства у меня ни к кому не было, только к сыну, лет сто назад теперь он уже взрослый.
- Живет с тобой? - замирая от ожидания, страха, спросила Натка.
- Да, пока с нами.
"С нами"... Ну вот, теперь все ясно. Теперь главное - не заплакать.