Техник моего самолета Василий Моисеев, сухощавый, невысокий и не очень молодой человек, увидев меня, выскочил из-под машины, вытирая испачканные маслом руки:
- Наступаем! Какая радость! Машина готова! Только еще разок осмотрю все снаружи...
На стоянке было убрано, чисто, как в доме на праздник. От прогретого самолета струилось тепло. Обо всем позаботился Вася Капарака. Так почему-то в полку прозвали Моисеева, и он откликался, не обижаясь. Мы с Моисеевым знакомы недавно, и я не осмеливался называть его Капаракой. Он трогательно старателен и аккуратен в работе. А прозвище все-таки смешное, но точное. У Моисеева острый нос, колючие брови, хриплый голос, большая шапка на голове, он всегда на стремянке, а голова в моторе. Вася Капарака - да и только...
Взлетели не скоро. Вначале небольшими группами прошли наши бомбардировщики и штурмовики. Потом на расчистку неба от немецких истребителей вслед за другими бросили и наш полк.
Строй "фронтом", когда самолеты развернуты по фронту и эшелонированы по высоте, мы четко отработали под руководством Шестакова. Теперь демонстрировали свою выучку. Прошли над Волгой и там, где был город, увидели поднятые взрывами снарядов и обстрелом нашей артиллерии дым, сплошную завесу пыли. Но вспышки огня проступали и сквозь эту завесу. Вражеских истребителей мы почему-то не встретили: наверное, удары "петляковых" и "ильюшиных" по фронтовым аэродромам гитлеровцев парализовали действия их воздушных частей.
Развернувшись по команде ведущего, мы все вместе пошли на юг, потом снова - на запад, проведя по пути лишь несколько молниеносных стычек с одиночными "мессершмиттами".
Едва приземлились - получили новое задание: провести разведку дорог в направлении Дона. На разведку отправилась пара. Летчики установили, что в небе совсем нет вражеских самолетов.
Следующее утро снова встретило нас туманом. Как только прояснилось, подполковник Шестаков с Василием Бондаренко пошли под низким небом в глубокий тыл врага.
Теперь противник ввел в дело все свои силы. Зенитный огонь, трудность ориентировки над покрытыми свежим снегом просторами и далекий маршрут - все это заставило тех, кто остался на аэродроме, немало поволноваться за улетевших. Но все закончилось благополучно. Два "яка", вынырнув из-под туч, четко приземлились на аэродроме. Летчики повалили к стоянкам, навстречу командиру и его напарнику, ведь они первые увидели собственными глазами то, что происходило тогда за Волгой!
- Враг отступает! - сообщил подполковник Шестаков.
- Фрицы вылезли из своих нор. Работы нам хватит, браточки! - весело подмигнул Бондаренко.
Только на третий день перед нами раскрылось все поле грандиозной битвы. Наш полк с утра до вечера посылал все свои истребители на сопровождение бомбардировщиков и штурмовиков. Немецкие летчики, видимо, знали о паническом отступлении их армий на земле и часто, не принимая боя, просто удирали от нас. Мы не узнавали хваленых фашистских асов. Теперь им не помогали ни драконы, ни бубновые тузы, ни орлы, ни огненные стрелы, намалеванные на фюзеляжах "мессеров"...
На крутом переломе
С первых дней контрнаступления советских войск в районе Сталинграда, начавшегося 19 ноября 1942 года{2}, очень многое изменилось на земле и в воздухе. Участники этой великой битвы первыми ощутили эту перемену. Тот, кто сражался на Волге, испытал тогда ни с чем не сравнимое чувство гордости и радости за могучую силу Красной Армии и народа.
Наступление разворачивалось бурно. Карта боевой обстановки на фронте, которую мы обязаны были знать назубок, менялась ежечасно. Постоянно менялись и ориентиры, по которым мы прокладывали маршруты полетов. Молниеносно перемещались объекты штурмовок. Даже неустойчивая погода и та изменилась в лучшую сторону. Кончились туманы, перестал сыпать мокрый снег. Установились морозные солнечные дни. Словно неудержимый порыв наших войск передался самой природе...
Только за первые десять дней наступления (причем несколько из них были нелетными) наша 8-я воздушная армия произвела 1349 дневных вылетов в районы, где особенно яростно сопротивлялся враг, туда, где он пытался с помощью бомбардировщиков и истребителей задержать продвижение авангарда наших войск. 2, 8, 16 и 17-я воздушные армии надежно придавили к земле наглую крылатую орду Геринга. Бомбовые удары по аэродромам, блокирование и штурмовки истребителями стоянок фашистских самолетов в корне изменили ситуацию в воздухе.
Наш 9-й гвардейский полк, как я уже упоминал, был пополнен опытными летчиками и с первых дней Сталинградской битвы с честью выполнял отведенную ему роль. Особенно большой эффект давали боевые вылеты, проводимые одновременно всеми эскадрильями. Командир полка Лев Шестаков обдуманно готовил нас к этим дням. Весь опыт, накопленный им в период боев с фашистами в Испании, в дни героической обороны Одессы, во время проведения трудной Барвенково-Лозовской операции, в ходе самого Сталинградского сражения подполковник Шестаков вкладывал в отработку с подчиненными полетов на новых надежных истребителях Як-1. Немало энергии отдал он индивидуальной работе с каждым из тех, кто раньше летал только на И-16 и ЛаГТ-3 - машинах, имевших весьма ограниченные возможности. А чего стоило ему натренировать все эскадрильи в групповых полетах, сцементировать полк так, чтобы он, поднятый в воздух, четко действовал в самых сложных условиях!
В процессе тренировок мы обычно вылетали двумя группами, эшелонированными по высоте, и быстро пере страивались в случае необходимости. Все звенья в бою сражались с врагом самостоятельно и в то же время согласованно, подчиняясь единой воле ведущего, которым, как правило, являлся сам командир полка.
Не зря он гонял нас до изнеможения. Благодаря ему мы овладели трудной наукой побеждать врага. И результаты не заставили себя ждать. Какое счастье было видеть, как горели в воздухе и на аэродромах "юнкерсы", "хейнкели", "мессершмитты", как панически разворачивались и сбрасывали куда попало свой смертоносный груз бомбардировщики фашистов, как улепетывали их истребители, стоило только показаться на горизонте плотному строю наших "яков"!
Чтобы не утомлять читателя, позволю себе привести только один, но весьма знаменательный факт из документов, с которыми я познакомился много лет спустя после войны. Я узнал, что в июне 1942 года на сталинградском направлении мы имели самолетов втрое меньше, чем противник. А 19 ноября того же года наших бомбардировщиков и истребителей, большей частью новых, тут было столько, сколько в июне было немецких. Гитлеровское же командование за этот период смогло увеличить свой парк лишь на 16 единиц!
Думаю, не ошибусь, сказав, что наступление советских войск под Сталинградом зимой 1942 года оказалось для противника более грозным, чем для нас было лето 1941 года.
Надежно замкнув кольцо окружения немецко-фашистских войск в Сталинграде, советские армии продвинулись далеко на запад и юго-запад, образовав внешний фронт. На только что освобожденную территорию, лежавшую между окруженной группировкой гитлеровцев и внешним фронтом, на многострадальную землю, по которой прошли сотни танков и которую безжалостно опалил огонь, одним из первых перелетел наш гвардейский полк.
Это был не обычный перелет на новую базу. В казахское селение мы впервые попали в сентябре, а в конце ноября сорок второго года покидали его навсегда, чтобы участвовать в походе на запад.
Техник моего самолета Василий Моисеев позаботился о том, чтобы положить все необходимое в фюзеляж "яка". Закончив хлопоты, он удобно устроился за бронеспинкой и принялся туго связывать шнуром сверток с инструментами.
- Что же наш аэродром, далеко будет от Сталинграда? - не отрываясь от дела, спросил он.
Я уловил в его тоне не только естественное любопытство. Мы уже знали, что многотысячное гитлеровское войско надежно взято в кольцо, и каждому было ясно, что окруженные попытаются пробиться к своим.
Пройдясь перчаткой по целлулоиду планшета, я показал технику карту.
- Видите хутор Зеты? Здесь и расположится полк.