По его тону было понятно, что больше ничего обсуждать на эту тему он не собирается. Да можно было уже ничего и не говорить и так было всё понятно. По факту Элька вышла замуж, как бы не хотелось ей цепляться за иллюзию свободы.
Паша не стал расспрашивать друга о деталях этого судьбоносного события. Сияющие глаза Коршеня говорили сами за себя.
Павел вспомнил как они танцевали тогда в таверне, и тоска вновь поднялась из закоулков сознания, куда он загнал её непрерывными делами.
— А что, может, плюнуть на всё и остаться тут в долине, — подумал он, пытаясь загнать тоску обратно. Тёплая бархатная темнота обволакивала, убаюкивала. Мысли медленно наплывали друг на друга как облака при хорошей погоде.
— А что? Северный климат меня устраивает намного больше чем жаркий южный. Буду Дэйлину помогать с делами. Возраст сорок лет вполне активный, особенно по сравнению с предыдущими семидесятью-то.
Может, повезёт и найду какую-нибудь вдовушку себе по душе, похожую на Наташу. Элю я уже упустил, да и не подходит она мне. Слишком мягкая и послушная. Вот Наташа была — огонь! Шумная, весёлая, боевая, как раз по моему характеру.
Память вдруг всколыхнулась до самого дна, и в этой бархатной темноте он вдруг ясно увидел свою Наташу, ещё молодую, красивую, такую, когда дети были ещё маленькими. В простом домашнем халатике из ткани в какой-то мелкий голубой цветочек, с небрежно заколотыми волосами, она сидела за столом комнаты, где они жили, когда Павел служил на Кавказе. Он потянулся к ней всем своим существом, всей своей изголодавшейся по родному теплу душой и вдруг оказался сидящим напротив неё за столом в той же комнате.
Наташа смотрела на него, улыбаясь так, как всегда, когда хотела его подбодрить.
— Пашка, ты чего раскис-то?
— Одиноко мне. Тоскую я без тебя, — смог выдохнуть он, растеряв все слова от счастья. Он хотел броситься и прижать её к себе, но почему-то не мог пошевелиться.
— Так я тут. Никуда не делась. Буду всегда с тобой. Слушай, Паш, мне с тобой посоветоваться надо. Я тут размышляю, где и в ком мне снова родиться.
— А что, у тебя есть выбор?
— Есть, конечно, — фыркнула она. — Я сейчас все судьбы вижу с начала и до конца. Могу выбрать трудности себе по силам.
— А без трудностей?
— А без трудностей в нашем мире не бывает, — вздохнула она. — А я хочу в наш, к тебе поближе.
Она потянулась и погладила его по щеке и Павел по-настоящему, кожей почувствовал это прикосновение.
— А родиться так, чтобы мы снова встретились можешь?
— Могу. Несколько из судеб, выданных мне на выбор, это судьбы женщин и их пути пересекаются с твоей, — Наташа вздохнула. — Да только не нравятся они мне, нет в них счастья ни для тебя, ни для меня. Горе, смерти, страдания. Нашу общую счастливую судьбу мы уже прожили. Повторения не может быть.
— Тогда что? Прощаемся? — горечь затопила Павла так, что стало больно вздохнуть. Сон начал блёкнуть, и он понял, что сам этим всплеском горечи нарушил хрупкую связь между ними и внутренне заметался, не зная как вернуть эту связующую их нить.
— Нет, конечно! Я нашла выход, — она победно улыбнулась. У него сжалось сердце. Он вспомнил эту улыбку. После неё Наташа оставляла решение проблемы за собой и ничто не могло её переубедить, оставалось только смириться. — Есть вариант! Мы встретимся в твоём ребёнке. Я приду с твоей дочерью или сыном. И судьбы будут хорошие у всех.
Её голос становился всё глуше и она, и комната как бы растворялись во мраке.
— Самые лучшие судьбы сложатся, если женишься у Глена…
Наступила тишина.
Павел снова оказался в бархате темноты и, не успев понять, что именно с ним произошло, просто провалился в глубокий сон без сновидений.
Он проснулся на рассвете с давно забытым чувством покоя и безмятежности. Образ улыбающейся Наташи, сидящей перед ним в домашнем халатике, колыхался на краю сознания.
Мужчина сел на кровати и попытался вспомнить сон поподробнее.
Ничего не вышло, зато он с удивлением ощутил, что струна, натянутая внутри него, с которой жил уже больше года, исчезла и больше не тянула, как раньше. Напряжение, скручивающее его после смерти Наташи схлынуло.
— Натка что-то там сделала с того света, — решил он. — Видно, совсем замучил я её своей тоской. Надо брать себя в руки.
Он оглянулся. Сквозь ставни уже пробивался яркий солнечный луч. Дэйлин был ранней пташкой и, скорее всего, сейчас позовут завтракать. На соседней кровати спал Коршень и улыбался во сне. Ему явно снилось что-то необыкновенно хорошее.
Будить его откровенно не хотелось, но пора было подниматься.