— Как получится. А ты как хочешь, Эля?
— До свадьбы! Не люблю я готовиться к свадьбам! А как представлю саму свадьбу, и что придётся целый вечер сидеть в толпе престарелых сплетничающих гостей и родственников, обмусоливающих каждую мелочь в одежде или жест в поведении танцующей молодёжи, просто плохо становится. Мне уже заранее невыносимо скучно.
Глеб, и вообще, дай, наконец, что-нибудь почитать! Можно даже справочник по физике. Лучше местную книгу, я здесь ни одной не видела, а ведь они наверняка есть!
— Ты уверена, что сможешь читать нынешние книги?
— Ты же меня обучишь магически во сне, как язык!
Глеб расхохотался:
— К хорошему привыкаешь, правда, Эля? Раз — и вся азбука в твоей голове.
Коршень сидел в полутёмном зале столовой при гостинице «Синяя птица». Что это была за синяя птица, в честь которой была названа гостиница, никто не знал.
В оконные проёмы задувал горячий ветер, ставни были сняты. Народу было мало, пустые стулья жались у массивных деревянные столов, еду для малочисленных едоков подавал сам хозяин. Это заведение скорее было закрытым пансионом, где жили, в основном, наёмники и куда чужих старались не пускать. Тут сдавались комнаты с питанием, а хозяин и сам был бывший наёмник, грузный мужчина, которого свои звали Быком.
Коршень снимал тут комнату и столовался. Здесь было спокойно, стряпуха у Быка была хорошая, кормили вкусно. Семейная жизнь у главы каравана была в далёком прошлом, а содержать целый дом для него одного при том, что он постоянно отсутствует и сопровождает караваны, было накладно. У Быка постоянно несколько комнат пустовало, поэтому всегда было куда вернуться.
Коршень привёл караван с побережья только вчера. В этот раз переход был удачным, хотя от него за версту несло необычностью, что тянуло на размышления. Нападение, которое они так удачно предотвратили, существенно обезопасило им последние дни перехода до Коксы. То самое ущелье, проходить через которое всегда было у Коршеня головной болью, караван прошёл почти не заметив. Достаточно было послать пару разведчиков, которые сказали, что засады нет.
— Откуда бы ей взяться, если вся банда осталась у реки в полуразобранном состоянии, а её оружие перекочевало в мешки наёмников, — хмыкнул мужчина мысленно.
За столом гостиничной столовой Коршень был не один. Вместе с главой каравана напротив него сидел его помощник, Сич, с которым они уже несколько лет ходили сопровождающими. Их связывали отношения куда крепче, чем начальник и подчинённый. Скорее, этих мужчин можно было бы назвать боевыми товарищами, полностью доверяющими друг другу и не раз проверившими надёжность дружеского плеча во многих переделках. Однако Коршень был старше, опытнее, мудрее, и Сич принимал его лидерство.
После сытного обеда они расслабленно потягивали пиво и вели медленную неторопливую беседу, делясь впечатлениями о переходе.
— Странные они какие-то, — продолжил разговор Сич, — какие-то не такие.
— Всё семейство? Они вроде Жингу родственники, он сам их в караван пристроил.
— Киру и Олгу я раньше видел, еще раньше, когда бывал у них на побережье, они точно местные. А старики откуда взялись? Может, раньше по домам сидели, а тут свадьба, решили поехать?
— Может быть. А ещё что показалось тебе странным?
— Отца Глена между собой всё время Глебом называли.
— Может быть, это у него домашнее имя. Основной вопрос, как они лазутчика тогда поймали и заставили ответить всё как есть, а потом ещё и отвести нас к банде?
— Да, интересно как. Лазутчик тогда как под дурманом был, да старика Глена приказ выполнял без сопротивления. Может, и мы были под дурманом весь переход, а, Коршень? Ты под дурманом и на старушку их повёлся. А, Коршень? — Сич пошло ухмыльнулся.
Коршень предупреждающе повёл глазами на развеселившегося помощника. Под тяжёлым взглядом товарища он сразу замолчал, но насмешливое выражение с лица не убрал.
— Хм, да, старики, — подумал, внутренне поморщившись, глава каравана. — По поведению действительно близкие люди, с полувзгляда друг друга понимают и доверяют. Ощущение от них как от сплочённого боевого звена.
Коршень вспомнил брошенную отцом Гленом фразу тогда на берегу «При ней можно», значит, многое знает и видела матушка Элина.
— Нет, я себя под дурманом не чувствовал, да и не чувствую, голова весь путь была ясная, — ответил он Сичу. — Думаю, ты тоже.
Сич согласно кивнул.
— Не отпускает ощущение, что как-то они изменились за неделю перехода, — продолжил Коршень. — Я вначале Олгу и Киру только отметил, а матушку Элину вообще не замечал вначале, только боялся, как бы не заболела да не померла от старости в своём фургоне пока до Коксы идём. А теперь даже старушкой её называть язык не поворачивается.