Похоже, и Коршеню его проснувшийся разум посоветовал тоже самое, потому что хоть поглаживать её он и перестал, но из кольца рук на выпустил, а Эля не стала вырываться. Холод вокруг них тоже способствовал тому, чтобы они так и продолжали лежать обнявшись.
Эля шевельнулась и повернулась к мужчине лицом, а заодно поправила и натянула на ноги платье, молча положила ему голову на грудь, обняла его крепкое мускулистое сухощавое тело рукой, укрыла их обоих накидкой поплотнее и затихла.
Коршень вдохнул лёгкий запах её волос, которые оказались совсем рядом и немного щекотали ему шею и расслабился.
Они лежали и молчали. Полумрак этой гигантской пещеры, который окутывал их, не давил, а как бы укрывал. Где-то далеко капала вода и этот звук гулко разлетался по поверхности озера.
Когда Коршень проснулся второй раз, то на пенке лежал уже один. Он покрутил головой, оглядываясь. Эля сидела недалеко на непромокаемом мешке одетая и в платке.
— Доброе утро, — сказала она, заметив его пробуждение.
— Доброе утро, — сказал он приподнимаясь. Голова была ясная, но память отказывалась подтвердить, что всё произошедшее между ними было на самом деле. Мужчину не покидало острое ощущение, что всё произошло с ним не наяву, а это был яркий, потрясающий, незабываемый, но всего лишь сон, потому что в нём всё было слишком: слишком много неги и покоя, которые сначала качали его на своих волнах, слишком сильное желание, слишком много чувств и удовольствия, слишком всепоглощающее наслаждение.
— Завтрака нет, зато воды в избытке, — сказала она. Голос и интонации были точно такие же, какими бы она сказала эти слова и вчера, до этого утреннего безумства.
Коршень вспомнил вчерашнее напутствие «Ты ей нравишься».
— Чёрт, может, и у них, у колдунов, такие отношения приняты, и она также и… с Павлом, — чертыхнулся он мысленно, но блаженное утреннее настроение от этой мысли сразу испортилось.
Он молча сел. Уходить в соседнюю более светлую пещеру было нельзя, в любой момент мог вернуться с верёвками Глеб.
Эле хотелось подойти к Коршеню, сесть рядом, залезть к нему на колени и прижаться щекой к его груди, но это уже можно считать признанием и приглашением у дальнейшим особенным тайным близким отношениям.
— Нет, — думала она, — никаких отношений. Всё было случайно для обоих. И так уже больно будет расставаться, я привыкла к его постоянной поддержке и вниманию.
Так они и просидели отдельно друг от друга, пока не услышали:
— Эй вы там внизу! Глеб вернулся. С верёвками. Готовьтесь к подъёму.
Подъём прошёл суматошно, но вполне удачно. Спасатели суетились, переругивались, переживали больше, чем сами спасаемые. Элю смогли поднять, не замочив ей даже обуви. А вот Коршеню пришлось искупаться в ледяной воде ещё раз.
Павел, который всю дорогу до Алатая к ним присматривался, так и не заметил у них каких-то особых новых более близких отношений. Казалось, всё между Элей и главой наёмников было как прежде. Зато Глеб новые отношения своим магическим зрением заметил сразу. Области коконов, которые вчера слегка сияли, сегодня пылали у обоих, хотя внешне всё было как обычно.
Наличие тягловой силы в количестве двух ослов сильно облегчили путешественникам обратный путь. На постоялый двор они ввалились вечером всей своей уставшей и покрытой пылью компанией, благодаря судьбу, что успели въехать в город до закрытия городских ворот. Ночевать снаружи, когда где-то рядом их ждут чистые и мягкие постели, было бы очень обидно.
Все немного удивились, когда Глеб в приказном порядке велел всем ужинать в комнатах, в столовый зал категорически не заходить, а сразу укладываться спать, но возражать не стали: значит, у него есть причины давать такие указания, да и все действительно здорово устали.
А Глеб просто побоялся интереса Лютера к своим спутникам, пока на них нет блоков от подчинения, и решил заняться установкой защиты завтра прямо с утра. Во избежание.
Да и хорошо подумать нужно, кем представить Павла с Элеонорой. Само присутствие необычных людей в этом времени скажет Лютеру всё, о чем хотелось бы умолчать. Да ещё и перевозимые мешки внимание привлекут, сплошные сложности от этого случайного присутствия Лютера здесь в «Усталом путнике» именно сейчас.
Глеб снял на всех три комнаты. В двух должен был ночевать он с Элей и Павлом, а в другой все трое оставшихся наёмников.
Коршеню почему-то теперь такое размещение казалось неправильным, хотя они так раньше в переходе и ночевали — колдуны в фургоне, а наёмники снаружи, и тогда это не вызывало в нём никаких эмоций.
Теперь правильным казалось, только когда он ночует в одной комнате с Элиной и пусть даже не в одной кровати.