Джанет, не отрывая глаз от совершающегося перед ней чуда, безотчетно уже до боли сжимала руку Жана. Как существо, напрямую открытое миру, девушка всегда очень легко сливалась с любыми его проявлениями, если они были истинны и красивы. А танец Милоша находился на той ступени, когда нет необходимости задумываться о красоте — надо только смотреть, смотреть широко распахнутыми глазами и впитывать в себя каждое движение, каждый жест и звук. И Джанет, прерывисто дыша, с ужасом и восторгом ощущала, как танец открывает в ней такие желания и глубины, о которых до этого вечера она и не подозревала. Она чувствовала, как наливается грудь под тонкой футболкой, как сжимается в тугую струну талия, а внутри хмелем бродит неведомое.
Но вот последний стремительный прыжок — и Милош распластался по полу вниз лицом. Через секунду вспыхнул свет, застав на всех молодых лицах то же самое откровенное чувство, что только что мутило сознание Джанет.
— Ну что, понравилось? — жарко и тихо прошептал ей в ухо Жан.
Джанет вздрогнула всем телом, только сейчас почувствовав, что ее футболка стала мокрой от пота, и судорожно кивнула.
— Что это? — взяв себя в руки, через несколько мгновений спросила она.
— В общем-то, ничего особенного, — усмехнулся Жан. — Шуеплаттер.[7] Но мы с Майлом потрудились: моя обработка мелодии, а его — танца. Ну и плюс иная концепция.
Джанет опять кивнула, совершенно не представляя, что же теперь делать. А Милош по-прежнему недвижно лежал на полу, не менее лихорадочно раздумывая над тем же вопросом. Еще в первые мгновения своей бешеной пляски он боковым зрением увидел или, вернее, почувствовал Джанет. И густая горячая кровь застучала у него в мозгу, ослепляя и перехватывая дыхание…
За те два с лишним года, что Милош прожил в Женеве, занимаясь хореографией, он давно перестал быть тем наивным и закомплексованным мальчиком, которым был в давние августовские дни в Кюсснахте. Его юная, по-славянски глубокая душа как губка впитывала в себя все новые впечатления, а гибкий от природы ум постепенно учился ясному и плодотворному анализу. Безусловно, огромная заслуга принадлежала здесь Руфи, которая властной и опытной рукой вела мальчика, отчасти заменившего ей сына. Под ее казавшейся Милошу воистину волшебной проницательностью все вокруг постепенно становилось закономерным и ясным. И мир после столь долгих мытарств обернулся к нему своей гармоничной, светлой стороной. Единственно, что нарушало это прозрачное равновесие, был пол. Та его черная нерассуждающая сила, которая тяжелыми обручами сжимала бедра и красными всполохами плясала в мозгу, сводя на нет все достижения сознания, всю работу души. Руфь, боясь повторить ошибку, совершенную ею с Мэтью, пыталась держать Милоша в более или менее жестких рамках, но, слишком щедро одаренный физически, он ломал их на свой страх и риск.
И никакая изматывающая работа у балетного станка, заставлявшая падать в изнеможении, прибегать к услугам массажистов, ваннам и прочим восстанавливающим средствам, не могла заглушить в нем желания. Он прошел и через дорогих, и через дешевых проституток, через любовь втроем и вчетвером, через дрожащие жалкие тела четырнадцатилетних хихикающих девчонок и через увядающие, истекающие последним соком щедроты пятидесятилетних матрон — словом, через весь тот разврат, который навсегда иссушает большую часть окунувшихся в него. Но славянская гибкость Милоша не позволила ему погрязнуть в этой засасывающей трясине, и сколько раз, зажигая свечку перед старинным образом Нишской Божьей Матери — единственным, что осталось у него от его матери, Марии Навич, — он тихо шептал слова благодарности американке, которая с самого начала открыла ему настоящие чувства и настоящую здоровую плотскую радость. А потом, закрыв каждый раз покрывающееся жарким румянцем лицо, он уже совсем беззвучно благодарил Божью Матерь и за то, что у этой американки есть дочь — золотоволосый ангел, открывший ему двери ноттингемского дома как врата в рай.
Его чувство к Джанет первое время и держалось именно в той форме солнечной радости и умиления, в какой оно пришло к нему в то сказочное Рождество. Но приехав на Касл-Грин через полгода, он увидел уже не бесполого ангела, а девушку, пусть еще совсем не сознающую своей женственной прелести, но от этого вдвое желанную. И эта девушка была его единокровной сестрой! К ужасу перед кровосмешением у Милоша примешивалось еще и чувство собственной черной неблагодарности, которую он, как ему казалось, проявлял по отношению к принявшей его семье Шерфордов-Фоулбартов. А ведь еще была Пат… И скоро те долгие задушевные ночные беседы, которые они с Джанет вели то в Трентоне, то в Ноттингеме, стали для Милоша настоящей пыткой, ибо каждое ее движение — брала ли она на руки маленького Фергуса, протягивала ли ему чашку с чаем или просто проводила расческой по волосам — вызывало у него теперь острое желание. Слава Богу, что девушка по своей неопытности не замечала слишком явного доказательства этого желания…
7
Шуеплаттер — народный танец швейцарских горцев, состоящий из разнообразных прыжков и исполняемый под альпийский рожок.