— Уже меньше, — сказал старший лейтенант.
— То есть, по расписанию?
— Кажется, да.
— «Пустовский» почти никогда не опаздывает, — сказал сосед с «дипломатом». — Вот на московском и южных направлениях можно и на три-четыре часа обмануться. Там вечно какие-то непредвиденные остановки. — Он повернулся к Шумеру. — А как вы, кстати, с вокзала? На своих двоих?
Шумер кивнул.
— Мне недалеко.
— Вас в таком виде, извините, вокзальная милиция примет.
— У меня паспорт есть, — сказал Шумер.
— Все равно вам лучше не ходить одному. Я возьму такси и подвезу вас. Выйдем вдвоем, будто вы мой перебравший товарищ.
Шумер качнул головой.
— Вам лучше со мной не связываться.
— Почему?
Шумер не ответил.
— Я не понимаю, почему, — растеряно произнес мужчина с «дипломатом», глядя на военного и его жену. — Что в этом такого?
— У каждого — свои тараканы, — сказал старший лейтенант.
— Но человек — уникум…
— Вам же сказали, — разъяснил парень с верхней полки, — что следовать ему — чревато. Апостолы, кстати, все умерли мученической смертью. Это я к тому, если вы стремитесь стать новоявленным апостолом.
— Все? — побледнев, спросил сосед с «дипломатом».
Шумер улыбнулся.
— Кроме Иоанна.
— А что Иоанн?
— Страдал, но умер своей смертью.
Сосед с «дипломатом» задумался.
— Я могу быть вашим апостолом, — сказала вдруг Людочка.
До этого она сидела тихо-тихо, накрутив на пальцы проводок от наушников, и неподвижным взглядом смотрела в перекладину верхней полки, забитой раздутыми, словно лопающимися от спелости сумками.
Сейчас глаза ее нашли Шумера. Странно было в них заглядывать. Они горели готовностью к самоотречению.
Шумер с холодком, с грустью подумал: началось.
— Людка, ты чего? — очнулся ее кавалер.
— Ничего!
— Людка!
Дима попытался развернуть девушку к себе.
— Я могу стать вашим апостолом, — повторила Людочка, игнорируя усилия своего парня. — Даже если меня убьют.
— Ты дура что ли? — повысил голос Дима. — А я, значит, для тебя так?
Поворот головы у Людочки вышел царственный, плавный, глаза презрительно сузились.
— Ты?
Наши решения, наш выбор в ключевой точке неуловимо меняют нас, подумал Шумер.
Некоторые начинают слегка светиться. Другие расправляют плечи и становятся выше собственных желаний и своего прошлого. А легкомысленная девчонка, которая вдруг обнаруживает, что вся жизнь ее до этого поезда, этого вагона и этого мгновения состояла из бессмысленных и жалких эпизодов и слов, приобретает удивительную крепость души и убеждений.
А также всепоглощающее желание следовать за пассажиром в замызганном пальто и в потемневших понизу от крови брюках.
Шумеру сделалось стыдно. Он, впрочем, не считал себя глубинным знатоком психологии. Но он видел глаза, видел прогиб спины, видел, каким страстным и ослепительно красивым в этой страсти стал Людочкин профиль.
— У него бабок — шесть рублей! — выкрикнул Дима.
— Ну и что?
— Он реально — никто!
— Ты же его слышал! — возразила Людочка.
— Весь вагон, наверное, слышал, — прокомментировал парень с верхней полки. — Впрочем, я пожалуй, мелко беру. Весь поезд.
— А что я слышал? — развел руками Дима. — Бла-бла-деньги, бла-бла-бессмертие? Он, может, просто к вагонной радиосети подсоединился. Сейчас умельцев много. Куда не плюнь, все что-то химичат.
— Я ему верю!
Крыть это было нечем.
Физиономия Димы приобрела досадливое выражение. Но за досадой, к удивлению Шумера, проглядывала не мелкая обида собственника, не возмущение идиотским поступком, а какое-то странное беспокойство, что девушка пропадет, вляпается с непонятным полубомжом в такие неприятности, что ни он, ни папа, ни папина «крыша» потом не спасут.
Надо же.
— Ты посмотри на него! — сделал последнюю, отчаянную попытку Дима. — Посмотри! — Он выставил руку. — Мужик идет к успеху, ага!
Шумер улыбнулся. Он специально отклонился, чтобы девушка могла оценить его внешний вид. Куда тут что спрячешь? Он потер щеку. Впрочем, все уже заросло, рассосалось. Верхний зуб только не спешил.
— Он много претерпел, — сказала Людочка. — Я ему нужна.
— Что?
— Это ее выбор, — произнес Шумер. — Но это не лучший выбор. И, наверное, не самая счастливая история.
— Вы не знаете, — прошептала Людочка.
Шумер опустил плечи.
— Возможно, я чего-то и не знаю. Вы выдержите?