«По крайней мере в том, что я была растяпой, я не лгу».
Бенджамин заметил, что взгляд ее, не остановившись на Дюбэ, на мгновение задержался на Риго. Он чувствовал, что его брат тяжело дышит, словно его ударили в солнечное сплетение. «Нет, конечно, этого не может быть!» — отверг он внезапно промелькнувшую мысль.
Отвернувшись от Риго, Мириам умоляюще посмотрела в глаза своему жениху.
— Пожалуйста, Бенджамин, со мной все в порядке, ничего не пострадало, кроме моего женского самолюбия. Умоляю тебя, не заостряй на этом внимание. Ничего хорошего из этого не выйдет.
— Да. В этом ты права. — Он повел ее к танцующим в Центре зала. «^
«Уверен, она не лжет. Нет никаких причин предполагать, что что-то произошло между ней и моим братом. Он не посмел бы поднять на нее руку. Не смог бы так отблагодарить меня», — думал Бенджамин.
Иуда Талон тревожился. Он видел, что Мириам и Бенджамин снова танцуют, но с такими безжизненными и угрюмыми лицами, как у гипсовых масок, какие христиане надевают во время праздничных шествий. Он был так доволен, что его угроза выдать Мириам за Дюбея заставила молодых людей поступить согласно здравому смыслу! Он не мог позволить им разрушить все из-за обычной ссоры.
Все время держа Мириам в поле своего внимания, Иуда заметил, что с дочерью творится что-то неладное. Наскоро извинившись перед двумя вельможами, с которыми он беседовал, Иуда направился к дочери, обратив внимание, что она кого-то ищет глазами среди гостей. Он перехватил ее взгляд, и им овладело недоброе предчувствие. Неужели этот испанский варвар?!
— Мириам, ты поссорилась с Бенджамином?
— Да, опять из-за места нашего жительства после свадьбы.
— А ты выходила во двор? — сразу спросил он.
— Да, именно там мы и поссорились, — чересчур поспешно ответила она.
— Но во второй раз ты выходила одна. Я сам видел, как ты входила через дверь, — сурово возразил он.
— Я не знала, что вы охраняете меня, словно я наложница, предназначенная для мавританского гарема, — ответила она, разрываясь от досады и чувства вины.
— Я не вел себя так, пока ты не дала мне повод усомниться в твоем благоразумии, Мириам. Оно ведь не изменило тебе сегодня? — Он вздохнул.
Мириам все еще взволнованно следила за Риго.
— У меня был шанс испытать его еще тогда, в саду. И я презираю, его, отец! Он прямая противоположность Бенджамину. Он обращается с женщинами так, словно они животные без разума и без души. Когда Бенджамин просил помочь ему ухаживать за ним; я узнала о Риго Торресе более чем достаточно.
— Он христианин, да еще родом из дикарей, неважно, что Аарон Торрес был так недальновиден и дал ему свое имя. Что произошло между вами в саду? — прямо спросил он.
Мириам на мгновение дрогнула, но все же решила, что сохранит в тайне, все происшедшее.
— Не стоит сеять раздор в семье. Он был пьян, а я была так неблагоразумна, что пристыдила его. Но никто не пострадал — ни я, ни моя честь.
«Пожалуйста, поверь в это, отец… хоть это и неправда!»
Риго стоял возле большого серебряного кувшина, только что до краев наполненного вином, безнадежно пытаясь напиться так, чтобы забыться. Воспоминание о том, как он обошелся с Мириам в саду, отрезвляло его. Отправившись сейчас спать, он ворочался бы до рассвета, сгорая от желания. Риго поднял бокал, и слуга безропотно наполнил его. Сделав глоток, он издалека посмотрел на Мириам. Она с серьезным видом беседовала о чем-то со своим отцом, и Риго боялся, что разговор шел о нем.
— Вы, брат Бенджамина, испанец или нет? — спросил его хриплый женский голос.
Риго оторвал глаза от сцены, происходящей в глубине залы, и увидел маленькую чувственную брюнетку с большими зелеными глазами и маленьким пухлым ртом. Она медленно облизывала губы кончиком розового языка, словно изнеженная домашняя кошка, лениво разглядывающая толстую мышь.
— Да, я брат Бенджамина, — сдержанно ответил он. — Но имя, под которым я вырос, — Родриго де Лас Касас. — Он замолчал, предоставив ей продолжать разговор.
«Я не знаю твоего имени, но тем не менее тебя очень хорошо знаю, » — думал он.
— А я — Патрис Феррье. — Кошачьи глаза блеснули, как изумруды. — Ну, Родриго, как вы чувствуете себя в Марселе, в окружении врагов?
Приподняв голову, она нарочито медленно опустила глаза, разглядывая его так вызывающе, словно снимала с него одежду.
— Я люблю опасности, Родриго. А вы опасны? — спросила она притворно. Язычок еще раз очертил контур губ.
Улыбаясь, Риго поднял кубок и поприветствовал ее.
— Я очень опасен, мадам. А вы? Ее смех был хорошо отрепетированным, легким и звенящим, как пение фарфоровых колокольчиков.
— Я — нет, но мой муж — он опасен. Конечно, не так как вы — с вашей горячей кровью, — сказала она. — Он нанимает других людей, которые выполняют его прихоти.
Риго подумал, нанимает ли он людей, которые развлекали бы ее. Он знал нескольких жен богатых мужей в Италии которые поступали именно так.
— А я не выполняю ничьих прихотей, кроме своих собственных.
— Мне нравятся такие мужчины. И я буду очень смелой, Родриго…
— Вы уже проявили смелость, мадам Феррье, разговаривая с таким отверженным, как я. — Его начала утомлять эта игра, поскольку он отлично знал, чем все кончится. «Почему я должен отказываться от того, что мне так настойчиво предлагают, тем более что я хочу отвлечься?»
— Я уже сказала, что люблю опасности. А от вас буквально пахнет чем-то таким… Посмотрите на этого толстого пьяницу, моего мужа, — сказала она, указывая на отмеченного брюшком солидно одетого человека.
Кажется, он был членом городского совета, на что указывала тяжелая, украшенная драгоценными каменьями цепь, покоящаяся у него на плечах.
— Действительно, большой пьяница, — пробормотал Риге. Соблазн наставить рога одному из вельмож города, который не смог взять Пескару, был велик. К тому же Патрис была лакомым кусочком, хоть ей было уже немного за тридцать.
— Если мы оставим его здесь, он напьется до остолбенения, а когда он уснет… — Она не договорила, заметив в его пронзительных синих глазах растущий интерес к своей персоне.
— Как вы уже сказали, мадам, вы очень смелая. Но я не так глуп. Я не имею привычки проникать в дома других господ, чтобы заниматься любовью с их женами. — Он уже обдумывал другие возможности.
Я могу без хлопот уйти из дома. Мои слуги благоразумны, а живем мы в двух шагах отсюда, — ответила она. Вдруг ему в голову пришла неплохая мысль.
— Здесь неподалеку есть неиспользуемая летняя кухня, позади сада. Летом там живут повара, но сейчас они спят в доме. А вход туда с соседней улицы.
— И сегодня ночью ты его откроешь, — добавила она, моля Бога, чтобы Клод побыстрее напился.
— Вы очень смелы, мадам, — ответил Риго, целуя ее руку, что для посторонних глаз должно было казаться простым выражением почтительности.
— А вы, мой красавчик, так же опасны.
Мириам с растущим чувством оскорбленного достоинства и негодования наблюдала за разговором Риго с женой Клода Феррье. «Он был прав, этот высокомерный грубиян. Прекрасные леди сами падают к его ногам!»
Она принялась искать в толпе Бенджамина и нашла его стоящим в кругу родственников. Ее сердце сжалось от вины и боли. Он слишком хорош для нее, подлого, слабого создания, каким она оказалась. Она может разрушить его семью, если из-за их брачного соглашения он будет вынужден жить вдали от родителей. Его сердце принадлежит Эспаньоле. Если она любит его, разве не должна она ехать за мужем?
«Это самое-самое малое, что я могу сделать для него, и я сделаю это!» — поклялась она сама себе.
Только в нем было ее спасение.
Поспешно выбравшись из толпы, Мириам проскользнула по коридору в библиотеку Исаака. Здесь она найдет необходимые письменные принадлежности и верного Поля, который доставит ее записку Бенджамину, когда она будет уже далеко отсюда. Она не могла заставить себя обсуждать свои планы с Бенджамином, пока ее отец и его семья будут давить на них, и не могла вынести прощания.