К тому времени как он вернулся с хорошо промытым от крови и грязи цыпленком. Рани успела поставить две рогатины по обеим сторонам костра. Увидев, что девушка собралась проткнуть курицу какой-то палкой, чтобы пожарить ее над пламенем, Бенджамин воспротивился:
— Э, нет. Я не хочу, чтобы мне пришлось мыть его снова, Дай-ка, я сам все сделаю.
Девушка театрально закатила глаза к небу, вздохнула и предоставила Бенджамину полную свободу действий. Ей пришлось удивиться в очередной раз. Он не только пожарил курицу, но и сделал это ничуть нехуже самой Рани.
Когда они закончили трапезу. Рани вытерла жирные пальцы о подол юбки, прислонилась спиной к стволу дерева и пробормотала:
. — Не зря я сегодня потратила утро. И курица, и вино очень даже неплохи.
— Позволь с тобой не согласиться. Вино не из лучших, слишком кислое.
— Не знаю, как Ваше Сиятельство, а меня это вино вполне устраивает.
— Извини, если я тебя обидел. Я действительно очень признателен за то, что ты обеспечила такой хороший завтрак. А теперь пора подумать о дальнейших планах. Интересно, как далеко мы от Верчелли? Может быть, ты и это знаешь по цыганским меткам?
— Конечно, знаю. Мы будем там к полудню. Кстати говоря, в Верчелли есть прекрасный рынок, на котором полно всяких фруктов и…
— Никакого воровства больше не будет! — резко прервал Рани Бенджамин. — Если тебе это сошло с рук на какой-то заброшенной ферме, это не значит, что тебя не поймают в городе. Я могу кое-что поменять на продукты… или, если мой вид не вызовет подозрения у горожан, я смогу заработать несколько монет своим ремеслом.
— У меня идея. Я отравлю несколько человек, а ты потом будешь их лечить.
— Нет! — Бенджамин даже вскочил от волнения. — Я врач и не позволю тебе никого травить!
Рани на секунду задумалась, а потом пробормотала:
— Если бы я была чуть младше, меня можно было бы крестить еще раз и получить несколько монет.
— Крестить еще раз?
Девушка рассмеялась от его неподдельного ужаса.
— Это старый фокус. Цыгане иногда крестят своих детей по нескольку раз для того, чтобы получить деньги и подарки от крестных родителей. Когда меня крестили последний раз, мне было девять лет. Я выглядела значительно младше, и меня можно было выдать за совсем маленькую девочку, — гордо закончила она.
— Рани, сколько всего раз тебя крестили? — Бенджамин рассеянно смотрел на пустынную дорогу, видимо, ожидая скорого прибытия церковной инквизиции.
Девушка начала усердно считать на пальцах.
— Семь. И плюс еще два, когда я была совсем младенцем. Бенджамин, казалось, не слышал ее ответа. Он сидел, отрешенно смотря на дорогу. Потом проговорил:
— Ты не должна никому это рассказывать. Слышишь, ни единой душе. Никому не говори, что ты была крещена!
— Ты что, правоверный христианин? Никогда бы не подумала!
— Нет, это не имеет ничего общего с моей верой. Повторное крещение, не говоря уже о девяти, — это государственное преступление. Ты когда-нибудь слышала об инквизиции? — Она кивнула, и он продолжал: — Сначала они будут долго пытать тебя, чтобы выяснить, не связана ли ты с каким-нибудь заговором, а потом сожгут на костре.
— Христиане иногда делают такие глупости?
— Я с тобой согласен. Мои предки были сожжены за то, что были иудеями, и моим родителям пришлось бежать из Испании в Вест-Индию. Пока я в Марселе — я иудей, но когда я возвращусь домой, я должен быть христианином, чтобы спасти свою жизнь. Все слишком серьезно, чтобы с этим можно было шутить. Обещай мне, что ты никогда ни с кем не будешь разговаривать на эту тему. — Он внимательно наблюдал за ней.
— Да, да. В конце концов, я уже взрослая, и меня все равно уже никто не станет крестить. — Она посмотрела на него с неподдельным интересом. — Так ты иудеи? Я слышала что-то о них…
Ее взгляд непроизвольно опустился ниже его пояса.
— Ты маленькая любопытная кошка, — усмехнулся Бенджамин. — Что касается того, на что ты сейчас смотришь, тебе остается только смотреть на это. Во всяком случае, во время нашего пути в Верчелли. А я буду думать, как нам заработать денег на еду, постель и ванну.
— Ванну? — Неприкрытая тревога прозвучала в голосе Рани, и она даже приподнялась, готовая бежать.
— Да, ванну, — повторил он тоном, не допускающим возражения, — или ты будешь спать в конюшне рядом с лошадьми. С лошадьми!
После некоторой паузы он добавил:
— Мы могли бы продать эту белую кобылу и получить за нее довольно приличную сумму денег. Если, конечно, она не дорога тебе как память.
Рани пожала плечами.
— Я взяла ее из табуна Джанго, и мне все равно, что с ней будет. Но у меня есть другая идея. Эта кобыла очень быстрая, и я смогла бы участвовать на ней в скачках. Мы заключим пари с гадьо, а я выиграю скачки. Я очень хорошо держусь в седле.
— Ты сломаешь себе шею. И в любом случае, нет никакой гарантии, что ты выиграешь. Всегда может найтись более проворная лошадь. И в случае проигрыша — чем мы будем платить?
Рани вздохнула.
— Я, конечно же, не сломаю себе шею и не проиграю, но, может быть ты и прав. За эту лошадь дадут хорошую цену… и у меня будет возможность выкрасть ее назад, когда мы будем уезжать из Верчелли!
Настала очередь Бенджамина закатывать глаза и вздыхать…
Комната, которую они сняли в прокуренном кабаке, находилась прямо над залом, битком набитым народом. Снизу доносились пьяные выкрики и ругань. Из мебели присутствовали лишь узкая кровать, два расшатанных стула и маленький стол. Но белье было чистым, а цена невысокой. Им приходилось экономить деньги, вырученные от продажи кобылы, потому что их еще должно было хватить на путешествие через горы в Марсель. Кроме этого, Бенджамина беспокоила еще одна мысль. Что ему делать с Рани? Девушка очень быстро привязалась к нему, и решать надо было скорее.
Рани оглядела комнату, провела пальцем по пыльной поверхности стола, скептически оглядела кровать.
— Я не буду мыться, — упрямо сказала она, сложив руки на груди и мрачно посмотрев на Бенджамина. Тот терпеливо продолжал:
— Ты представляешь, что станет с этими белыми простынями после того, как ты проведешь на них ночь? И потом, мы уже даже купили тебе расческу. Если ты тщательно вымоешь волосы, нам удастся их расчесать.
Рани подошла к единственному узкому окошку в комнате.
— Ты по крайней мере мог бы мне отдать купленную одежду. Ведь лошадь была моя.
— Это была лошадь твоего брата, а не твоя. К тому же ты ее украла. Нет, я не позволю тебе испачкать новую одежду. — И он еще раз осмотрел простую крестьянскую блузку из белоснежного хлопка и ярко-желтую верхнюю юбку, которые держал в руках.
Рани сама залюбовалась нарядами и мечтательно произнесла:
— Эта юбка подойдет к моим глазам и еще больше подчеркнет черноту моих волос.
— И черноту твоего немытого тела. Пока ты не вымоешься, не увидишь ни того, ни другого. — Бенджамин кивнул на большую бадью с водой, стоявшую посреди комнаты. Кусок мыла, также купленный на рынке, лежал рядом с пушистым полотенцем на кровати. — Конечно, я не уверен, что мыла и воды достаточно для того, чтобы отмыть тебя как следует. Мне думается, во всем Верчелли не найдется достаточно воды для этого.
— Оставь мерзкие шуточки при себе. Я не полезу в это корыто, и буду спать в конюшне вместе с Веро и Аверроесом.
— Прекрасно. Тогда с твоего позволения я сам воспользуюсь этой водой и мылом, потому что мне, в отличие от тебя, хочется походить на человека. — И он начал снимать свою тунику через голову.
— Ты же мылся только вчера! Ты что, больной?
— Как врач, могу авторитетно заявить, что я вполне здоров. А ты сходи-ка, пожалуйста, вниз и закажи у хозяина ужин для нас.