Пока же, Ариэла со вздохом вынуждена была надеть на себя черный балахон, подпоясаться толстой веревкой и приготовиться к многочасовому печальному молебну. Будь ее воля, она бы не пошла на эту церемонию, но Ариэла считала себя обязанной это сделать, так как память о погибших за Родину священна. К тому же, многие из них были ее друзьями и близкими. Кроме того, она считала, что как королева, обязана подавать пример своему народу. Вот только форма этого поминовения ее не устраивала. Что может быть глупее, чем одеваться, как пугало, пачкать свое лицо грязью и слушать бессмысленные нравоучительные молитвы, в которых вся благодарность за победу возносилась богу, а не тем людям, которые и добились ее, ценой своей жизни? Но тут она ничего не могла сделать. Ее так обложили со всех сторон служители церкви и Ордена святого Аркадия, что она была бессильна противиться этому давлению. Поэтому она еще раз горько вздохнула, взглянув на свое отражение в зеркале, и крикнула Натали, чтобы поторопить ее к выходу. Молодая служанка вошла в ее комнату, и Ариэла не смогла удержать улыбку, глядя на нее в этом нелепом одеянии.
Ну да, смейтесь! - вспыхнула Натали, - Только мне кажется, что все мы выглядим в этом наряде весьма глупо. Почему бы вам, Ваше Величество, не отменить этот дурацкий обычай, выряжаться, как нищие на паперти и пачкать свои лица грязью? Вот уж не думаю, что нашим друзьям, павшим в сражениях, если они нас видят (на что я искренне надеюсь), приятно наблюдать нас в таком виде. Это просто дикость какая-то, а если вы помните, Леней всегда нас учил быть людьми и стремиться к знаниям и свету.
Может быть, этот невольный протест служанки и стал той последней каплей, переполнившей чашу ее терпения, но, неожиданно для себя, Ариэла поняла, что она сама внутренне готова к тому, чтобы поступить именно так, как ей советует Натали. Ариэла еще раз подошла к зеркалу, посмотрела на свое нелепое отражение и решительным жестом скинула с себя рубище.
Ты права, моя дорогая, - повернулась она к удивленной и обрадованной девушке,
Память об умерших - великое дело, но обычаи надо менять. Мы должны помнить о них, благодарить их за то, что они сделали, но не истязать себя, а жить и быть счастливыми. Только тогда, павшие за нас товарищи будут знать, что не даром отдали свою жизнь. Только тогда их подвиг будет иметь смысл и великое содержание.
Ариэла взяла со стола колокольчик и позвонила в него. Тотчас дверь ее палаты открылась и в проеме выросла фигура дворецкого. Он застыл у дверей в почтительной позе, в ожидании распоряжения своей госпожи.
Магдолин, - обратилась к нему королева, - Распорядитесь, чтобы был готов отряд моей личной гвардии. Через пять минут я выхожу.
Дворецкий молча поклонился и скрылся за дверью, а Натали с тревогой посмотрела на свою королеву.
Да, да, - утвердительно кивнула та головой, - Даже этого они нам не простят. Это не покушение на обычаи, это покушение на их власть.
Тогда, может быть, все отменить? - испугалась служанка, - Еще ничего не было сделано. Мы можем снова надеть эти рубища, и все будет по-старому.
Нет, - твердо ответила Ариэла, - Самое главное уже произошло - я приняла решение. Так больше жить нельзя. И мы так больше жить не будем.
Она выпрямилась, глаза ее сияли, щеки раскраснелись, и она была прекрасна в своем гневе.
Я еще королева Канта. Когда-то, когда мое королевство было захвачено, армия разбита, мой отец убит, а я сама была в руках у врагов, нашелся один человек, который сказал мне: "Ничего не потеряно, война еще не проиграна, она только начинается. Теперь мы с тобой - королевство Кант, и мы победим". Ты знаешь, кто был этот человек, и знаешь, что за этим последовало. К сожалению, сейчас его нет вместе с нами, но теперь я говорю тебе: "Война не закончилась, война не проиграна, мы обязательно победим". А теперь, пошли, - и королева со служанкой вышли из королевских покоев.
У двери их уже ждали двое королевских гвардейцев, которые сопроводили ее до выхода из дворца. Здесь к ним присоединились еще сорок человек личной охраны - все на что могла рассчитывать королева, в случае бунта или попытки государственного переворота. Надо ли говорить, что в руках ее врагов - Ордена крестоносцев, фактически, находилась вся армия и полиция, кроме того, сам Орден имел многочисленные вооруженные формирования. Таким образом, королевская власть в стране была чисто номинальной, а сама королева превратилась в заложницу духовенства.
Едва Ариэла вышла во двор, как по толпе прошел удивленный ропот. В самом деле, она со своей служанкой, одетые в обычные платья, представляла разительный контраст со всеми остальными людьми, одетыми в рубище и вымазанными грязью. Подойдя к стоявшему в толпе Главному Священнослужителю Ордена, Фигеролу, она царственным тоном объявила,
Я готова, Ваше Высокопреосвященство, начинайте крестный ход.
Ваше Величество, - недовольно возразил ей Главный Священнослужитель, - Позволю себе заметить, что Вы одеты, несоответственно правилам данной церемонии.
Позволю Вам заметить, - перебила его Ариэла, - Что Вы делаете замечание королеве, а это, как Вам должно быть известно, недопустимо, ни в каких случаях.
Фигерол побледнел от гнева, но вынужден был взять себя в руки и поклониться королеве. Потом он повернулся к толпе придворных, махнул рукой, и крестный ход начался. Протяжно запел церковный хор, зарыдали и завыли специально обученные этому старухи, и толпа, вытягиваясь на ходу в длинную колонну, потянулась из ворот замка, через весь город, к храму "Невинно убиенных", по пути обрастая все новыми и новыми богомольцами.
Впереди, под развевающимися знаменами шествовали монахи Ордена крестоносцев, за ними, в окружении своих телохранителей, королева Ариэла, дальше придворные, а за ними все остальные участники этого хода. Процессия вытянулась на добрый километр, оглашая окрестные улицы плачем, стоном и воплями.