– Пардажваз Васудева, – гордо произнёс молодой правитель.
– А как звали твоего отца? – Патья, который был вынужден оторваться от рисования букв и переводить, с удивлением поднял на него взгляд.
– Вирупакша Васудева, – брови молодого индуса сдвинулись на переносице, и во взгляде появилась настороженность.
– Да, так и есть! Твой отец был на свадьбе царя Орода в городе Экбатане! Это было давно. Наверное, ты ещё не родился. У царя Орода была молодая красивая жена. Её звали Заира. Она была дочерью Абгара из Осроены. Интересно, он ещё жив?.. – обращаясь, скорее, к самому себе, спросил он. Патья перевёл и ждал, что будет дальше.
– Ты кто? – резко спросил падишах, и в его голосе уже послышался страх.
– Я? – переспросил Лаций. – Я легат римской армии консула Марка Красса. Меня зовут Лаций Корнелий Сципион. Но тебе это имя вряд ли что-то скажет.
– Марк Красс?! – воскликнул Васудева. – Отец рассказывал мне об этой битве. Сурена разбил его под Каррами!
– Да, да, так всё и было, – грустно согласился Лаций и повернулся к юному греку, который хлопал глазами и смотрел на него, ничего не понимая. – Ну, что ты сегодня такой медленный? Давай, заканчивай! Договор важней всего.
Когда Патья, высунув от напряжения язык и вытирая со лба пот, жмурясь от лучей яркого, жаркого солнца и недовольно пыхтя, закончил писать условия перемирия, ему пришлось их озвучить падишаху. Тот молчал и изредка бросал на Лация хмурые взгляды. Когда Васудева согласился поставить своё имя под странным договором, Лаций дополнительно попросил его закрасить ладонь золой и приложить рядом. Теперь все условия были соблюдены, и Патья, встав, стал собирать воинов, чтобы те проводили падишаха до самого моста. Но не успел он сделать несколько шагов, как один из стражников, воспользовавшись его невнимательностью, схватил лежавшую рядом с костром короткую палку и бросился на него сзади. Если бы молодой грек стоял рядом, его судьба была бы решена и он лежал бы на земле с проломленной головой, но, к счастью, он отошёл на несколько шагов вперёд, объясняя своим людям, как обыскивать воинов падишаха, когда те станут переходить на эту сторону. Эти шесть-семь шагов и спасли его жизнь. Лаций увидел движение воина, когда тот ещё только наклонился за палкой, и выхватил из ножен красивый кинжал. Стражник успел сделать два шага в направлении Патьи, когда сзади раздался резкий свист летящего лезвия. Молодой грек что-то говорил, но, увидев, как перекосилось от страха лицо стоявшего перед ним воина, резко обернулся, столкнувшись лицом к лицу с застывшим в неестественной позе человеком. Тот держал в поднятой руке дымящуюся палку и смотрел на него полным боли и отчаяния взглядом, вытянувшись всем телом вверх для сильного удара. Это длилось всего мгновение, а потом он выдохнул воздух из груди, как будто только это и держало его на ногах, и стал медленно клониться вперёд. Палка выпала из ослабшей руки, и он всем телом завалился на юного грека, сбив его с ног. Подоспевшие люди оттащили тело в сторону, и перепуганный Патья с ужасом увидел, что у пытавшегося убить его человека между лопаток торчит рукоятка кинжала.
– Будь внимателен! Никогда не поворачивайся к врагу спиной! – кивнул ему Лаций и, опираясь на палку, подошёл к телу. Затем, как ни в чём не бывало, вытащил нож и вытер его о рукав трупа. На всех окружающих эта сцена произвела такое впечатление, как будто это был не нож, а молния. Молодой падишах впился ногтями в ладони и нервно кусал губы, переводя взгляд с Лация на своего воина и обратно.
– Здесь везде враги, – пробормотал Патья и приказал начинать сбор пленных у скалы. После этого им всем стали по очереди связывать руки, и только одному Васудеве было позволено передвигаться без верёвок. Вскоре вереница понуро опустивших головы воинов падишаха потянулась в обход скал к реке, к построенному ими мосту. Солнце, как будто сочувствовало им, прячась за хмурыми тучами, все скалы и горы потемнели, превратившись в одноцветные нагромождения камней, и до самого заката все шли молча – и пленные, и сопровождавшие их воины раджи. У моста, несмотря на наступивший вечер и скорую ночь, их всех отпустили, и Лаций, проводив падишаха Васудеву долгим взглядом, приказал Патье поджечь мост.
– Так будет спокойнее, – объяснил он и, убедившись, что пламя занялось, стал готовиться к ночлегу. На следующий день они вернулись к яме, где крестьяне уже срывали землю по краям, чтобы вывести оттуда оставшихся в живых слонов. Животные сутки простояли по уши в воде, иногда поливая себя из хоботов, а иногда трубя, как бы прося людей освободить их из водного заточения.