Контора лесопункта, где он теперь работал, располагалась в Нойдале за пятнадцать километров от Нюргович, и он с семьей выехал туда, заняв небольшую комнатушку на нижнем этаже двухэтажной конторы.
В соседней с ним комнате, почти такого же размера, проживала семья главного бухгалтера Семена Антонова.
Годом раньше умерла моя бабушка, и детей в семье дяди Егора теперь воспитывала вторая его жена, тетя Нюша, которая оказалась женщиной весьма покладистой. К приемным детям, Грише, Шуре, Вере, она относилась так же, как и к своим троим детишкам.
С первого дня появления тети Нюры в доме дяди Егора приемные дети стали называть ее мамой. И до сих пор они называют ее только так. Она на самом деле по-настоящему заменила им родную мать и никогда ни словом, ни делом не дала повода усомниться в этом.
Мне посчастливилось. В 1940 году я был назначен учителем в Нойдальскую начальную школу. В ту деревню, где теперь проживала семья дяди Егора.
— Жалко, что шумно у меня, — как бы с сожалением говорил он, — а то места-то и тебе бы хватило. Ну да ладно. Сделаем так: ночевать будешь у Огрофены, а обедать у нас. И хоть раз вовремя на обед не зайдешь, будем обижаться.
— Ладно, дядя Еша, — отвечаю.
— Не ладно, а обязательно! — вставила тетя Нюша. — Огрофена днями на работе. И что же ты, голодным сидеть там будешь?
И если, бывало, я иногда задерживался на обед, они без меня не садились за стол, а посылали кого-нибудь из детей разыскать меня. Я жил в этой большой и дружной семье как в родном доме. И работалось мне здесь легко. Заведующая школой оказалась тоже очень умная учительница, вепсянка из Харагинич Анна Алексеевна Иванова.
А если, бывало, возникали у меня житейские проблемы иного плана, чем питание, тоже на помощь мне приходил дядя Еша. Однажды мне понадобилось купить костюм. Работая уже учителем, я все еще ходил в хлопчатобумажном костюмчике, купленном в Петрозаводске два года тому назад соседом по дому Василием Долиновым за двадцать рублей. Серенький, когда-то по росту и модный, он теперь поизносился и оказался мал. В магазине же висел шерстяной костюм по моему росту. Он стоил шестьсот рублей. Четыреста я наскреб. Правда, продавец Петр Михайлов заверил меня, что недельку костюм попридержит. «Где я найду еще двести рублей?» — все время мучил меня вопрос. К дяде Егору я обращаться не смел: «Где он возьмет такую сумму при заработке триста рублей в месяц?»
Однажды за обедом дядя Егор и говорит мне:
— Пора, верно, костюм-то тебе сменить, племяш?
— Да все денег не накопить…
Он встал из-за стола, подошел к платяному шкафу, вынес мне тот самый костюм, что я намеревался купить в магазине.
— На, носи.
Я растерялся. Гляжу на него, а сказать, не знаю, что.
— Ну что ты. Попробуй надеть, — посоветовала тетя Нюша.
Я быстренько оделся.
Дядя Еша с тетей Нюшей заулыбались довольно. Черный, в серую клеточку костюм будто был сшит специально на меня.
— Спасибо, — сказал я. И, достав накопленные четыреста рублей, подал их дяде Егору. — А остальные двести отдам с получки…
— Отдашь, отдашь. Скоро вот сплавные работы начинаются. Я договорился с Рогозиным, он тебя возьмет на время в мастера на Эною.
Я стал снимать костюм.
— Стоп. Зачем? — остановил меня дядя Егор. — И не снимай больше с плеч. Носи. В нем ты теперь на учителя стал похожим, а в том больше смахивал на овечьего пастушка.
Я послушался совета дяди Егора и проходил в этом костюме до призыва в армию. Потом братья доносили.
Через какое-то время комсомольская организация порекомендовала мне вступить в партию. Одна рекомендация члена партии у меня уже была, нужна была еще другая. И я опять к дяде Еше.
— Решил вступить в нашу партию? — спросил он.
— Решил, дядя Егор.
— Верно и сделал. Кому, как не учителю, быть партийцем. С удовольствием дам тебе рекомендацию.
Тут же он сел, долго очень сочинял ее и, подавая мне, сказал:
— Коммунист, племяш, — это звание ответственное. Смотри не урони его.
— Постараюсь, дядя Егор.
— Я тебе верю! — Он ласково коснулся рукой моего плеча и заулыбался.
Скоро началась война. И в партию я вступил уже на фронте.
На войне дядя Егор тоже был, но только совсем недолго. Уже в августе 1941 года в боях под Лугой, тяжело раненного, его нашли на поле боя, отнесли в медсанбат. Домой он вернулся в 1942 году инвалидом второй группы. И уже на второй день пошел на работу, сначала бухгалтером Ребово-Конецкого, а затем Межинского лесопункта, контора которого располагалась в Пялье, за пятьдесят километров от Нойдалы. А вскоре переехала туда и его семья. Тут дядя Егор и проработал до самой пенсии.
— Даром, что самоучкой выучился грамоте, а был первым бухгалтером в леспромхозе. А квартальные и годовые отчеты так составлял, что не подкопаешься, бывало, ни к одной цифре и букве, — говорил как-то мне главный бухгалтер Капшинского леспромхоза Александр Иванович Цветков, сам человек очень аккуратный и добросовестный.
Частенько дядю Егора посылали в другие лесопункты для помощи в составлении отчетов. Я видел, чего ему стоило составление этих отчетов. Он не только сам в это время не спал, но не давал отдыха и своей дочери Шуре, которая работала у него счетоводом. Да он и не умалял ее заслуг:
— Красен-то я теперь только из-за Шуры. Лямку-то основную она за меня тянет.
Но Шура тут же возразила:
— И не говори, тятя, пока я только думаю, как написать какую-нибудь бумагу, она у тебя уже и готова…
Шура пошла по стопам отца и очень долго потом проработала бухгалтером в лесопунктах и даже в леспромхозе.
Хотя жили мы с дядей Егором в разных местах, но встречались довольно часто. Работая в Корбенической школе после войны и одновременно будучи секретарем территориальной партийной организации, а затем и в аппарате райкома, я часто проходил через Пялью и всегда оставался гостем Егора. Впрочем, у него в доме находили приют все вепсяне, которым нужен был в Пялье ночлег. Иногда в небольшой избенке собиралось столько народа, что думалось: а как они все разместятся здесь? Я всегда удивлялся терпению хозяев и однажды даже рискнул спросить у дяди Егора:
— Как вы можете терпеть годами такое?
Он посмотрел на меня очень сердито:
— Не на улице же людям ночевать?
У меня чесался язык еще добавить ему, что в деревне много домов. Могли бы переночевать и в других избах. Но он, верно сообразив, что ответил мне не очень любезно, прибавил:
— Надо радоваться, племяш, что ты надобен людям.
Тетя Анна была под стать дяде Егору. Иначе такое долго бы продолжаться не могло.
Однажды мне вновь повезло. В апреле 1954 года я, работая тогда секретарем райкома по зоне Пашозерской МТС, был избран председателем колхоза «Авангард», центральная усадьба которого располагалась в деревне Андрониково, где жил дядя Егор.
Я радовался тому, что в трудное для меня время рядом оказался человек, совет которого мне стал нужен с первого дня работы здесь.
На второй день после собрания, обойдя колхоз, я пришел к дяде Егору совсем расстроенный.
— Ну что не весел, что голову повесил? — спросил он.
— Есть от чего.
— Рассказывай.
— До выпаса скота еще два месяца, а в колхозе не хватает кормов.
— Сложный вопрос, — сказал он через какое-то время. — Зимой корма не растут. Но ведь из каждого положения есть выход. Вспомни вепсские сказки.
— В сказках все проще.
— Проще?! Кто тебе сказал? Людьми же сказки-то придуманы.
Очень жаль, что скоро его не стало. Хоронили его всем пяльинским миром. Было много слез. И понятно. Покинул нас человек, который нужен был всем. Его будут помнить долго… Потому что он был человеком долга, правды, добра.
Объездчик
В семье Петра Ивановича Носкова, невысокого, полного старика, кроме жены, тети Анны, было еще два сына — Ваня и Коля — да дочка Мария. Носковы не были местными жителями. Они перебрались к нам из Корвалы, куда, в свою очередь, приехали, по слухам, еще до революции, откуда-то из-под Питера, спасаясь от преследования главы семьи за вольнодумство царскими властями. А здесь он, человек, знавший грамоту, вначале работал приказчиком у лесопромышленника Корнышева, по зимам выполняя обязанности десятника, летом — лесника, весной — мастера по сплаву. Когда я узнал Петра Ивановича, тогда он работал уже объездчиком в местном лесничестве и у него среди деревенских и не было другого имени, кроме как Объездчик. За глаза все его так и звали. А его жену, тетю Анну, Объездчиха.