ВСЕГДА ГОТОВ
— Иван Дементьевич! — неслось из матюгальника. Иван Дементьевич не отвечал. Глаза, застывшие в невыразимой муке бытия. Задание Правительства — неужто сорвано? Все явственнее ощущал: стремительный бег электронов сквозь плоть.
Рукой Иван Дементьевича я написал последнюю записку: «Товарищ Берия! На вверенном мне Партией объекте произошла авария. Причина, очевидно, в системе водяного охлаждения, а также в нашей российской халатности. Товарищи Панфилов и Панкратов уже убиты наповал проклятой радиацией. Я чувствую, что скоро последую за ними в царство Маниту. Прошу вас считать меня исполнившим свой долг до самой до последней капли детородного семени!» — затем, поднявши тело грузное, направился в дезактивацию — помыться перед предстоящей панихидой.
Вошел, разделся, снял белый накрахмаленный халат, резиновые сапоги, китель со звездой, прошитые небесно-голубыми лампасами галифе, портянки, затем — подштанники, нательную рубаху, все. Остался как на заре творения. Ступая корявыми, вошел в сверкающую кафельную душевую, пустил на полную.
Под струями воды почувствовал: стекает жизни грязь. Подумалось: сей ритуал — мирского очищенья — прекрасен. Мурлыкая «Каховку», прикрутил все краны, пошлепал в предбанник.
На лавке передо мной — сатиновые синие трусы, сандалии, футболка и красный галстук.
— Что за символика, что за магическая сила? Ведь это — на подростка! Однако — впору пришлось. Пошлепал сандалетами по полу, поправил красный галстук, толкнул ногою дверь, чуть не ослеп: прямые восходящего в глаза и визг девчат: «Чего так долго мылся, пионер?»
Я опустил свой взор: на узенькой груди болтался красный галстук, на голенастых ножках — синие трусы. Девахи загалдели: «А ну-ка, пионер, давай копнить! Раз мужики на фронте, теперя вы за старших!»
Пошел копнить. Амбар. Здесь пахло сеном и пряным женским потом. Бригада комсомолок. Они бросали вилами с телеги на чердак. Я вылупил глаза: какие аппетитные! Грудастые, задастые и — молодые. Продолговатый юношеский член напрягся и оттопырил сатиновые. Я взялся неумелыми руками за вилы, цепнул охапку сена, подкинул и упал. Девчата покатились со смеху.
— Не так цепляешь! — рябая Нюра подошла, прижалась сзади и показала, как. Ее тугая грудь заколыхалась на моем плече. Другая подбежала: «Эй, пионер, что у тебя в трусах?» — и хапнула за красную морковку.
С испугу я попятился, а девки прыгнули, стащили пионерские трусы, и Нюра шлепнулась коровьим задом на неокрепший еще отросток.
Тут что-то обожгло и брызнуло с конца. Я всхлипнул: «Что это?» Девчонки рассмеялись: «Теперь ты вроде как мужик, ты можешь. Ты можешь баб осеменять, ты слышишь, пионер?»
Трясясь, я натянул повыше синие трусы и вышел из сарая: яркое августовское солнце 41-го года вновь ослепило зены. На телеграфном столбе висел плакат: «Насадим гадину фашизма на штык истории!»
Раздались выстрелы. Истошный крик: «Пускай коров наружу!» Буренки мыча бежали по шоссе. В смоленском небе — немецкий самолет, свист пуль, разрывы фугасных бомб.
Со мною поравнялся армейский автомобиль. Усталый красный командир, рука на перевязи, сказал мне: «Боеприпасы есть, винтовки есть, а воевать, бляха-муха, некому!»
Я подбежал, взял трехлинейную винтовку, промасленную упаковку патронов, гранаты и был таков.
Залег в кустах, стал ждать. Багровое светило достигло зенита. Безжалостно палило в пионерский чуб. На нос упала капля пота. Девчонок не было: они, видать, уже угнали скотину на восток.
Чу, показалась колонна немецких автомашин! Вздымая пыль, захватчики неспешно продвигались нах остен. Грузовики, мотоциклеты, танки, а впереди — армейский бронированный автомобиль.
С шофером рядом — офицер, стоял, водил биноклем по Смоленщине.
Я долго целился, потом нажал курок. Немецкий офицер упал, взмахнув руками. Колонна остановилась. Фашисты чесанули пулеметной очередью.
Фонтанчики взрыхлили землю на обочине. Тогда я взял гранату, сорвал чеку и зафинтил ее в автомобиль. Над местом взрыва поднялись клубы дыма.
Я отбивался до последнего. Но кончились патроны, и пионер поднялся во весь свой незаметный рост и в рваных сатиновых трусах и опаленном пионерском галстуке шагнул навстречу проклятым оккупантам: «На, хочешь мяса пионерского?»
Фашисты удивились, забрали в ближайшую избу и учинили форменный допрос. Особенно старался постигнуть тайну пионера полковник СС Детмользен, он нервно курил за сигаретой сигарету и спрашивал: «Неужто у вас все дети такие?»
На все его вопросы я отвечал простым, как правда: «Пошел-ка ты на хутор, бабочек ловить!» Полковник почесал в затылке, сказал: «Послушай, мальчик! Великий рейх раскинется на ареале от Белого до Каспия. Что ждет там вашего собрата? Евреев, хазаров, цыган и прочих кочевых народов вестимо ждет полная репатриация. На склоны Гималаев. Особо встает вопрос с Россией. Кто вы? Европа или Азия? Ведь если вы не с нами, то вас придется выслать за Урал. А между Европой и Азией поставить великую заграду».