— Ну ладно, клянусь!
«Победа» въехала в Москву. Столица СССР приветствовала нас иллюминацией. Краешком глаза — из-под шинели — успел прочесть: «Навстречу 33-й годовщине. Великой Октябрьской».
Громадный генеральский дом на Фрунзенской. В подъезде — часовые. Отдали честь. «Не надо к дедушке!» — хотел сказать, но не успел. Захлопнулась дверь кованого лифта, мы поднялись на 7-й этаж. Открыла пышная немолодая блондинка в шелковом халате:
«Внучок!» — Я понял, что влип. Отец похлопал меня: «Ну, будь героем!», и быстро прошел на кухню. Оттуда донеслось — буль-буль — в стакан.
А я остался наедине со старой дурой. Старуха-генеральша поволокла меня: «Какой чумазый! А ну-ка быстро в ванну!»
— Не, не хочу! — я начал отбиваться. На шум явился старик в зеленых брюках, на коих нашит был красный генеральский лампас: «Иван, не узнаешь? Я дедушка!»
— Эй, деда, чего они меня волочут в ванну? Я не хочу. Эй, деда! — тот подошел, погладил чуб: «Суворовец!» — и постное лицо расплылось в обворожительной улыбке.
Меня засунули в большую теплую… Играл корабликом, который из чурки выстрогал старик. Корабль назывался «Варяг». Меня насильно намочалили, протерли уши и, завернув в две простыни: «Спать, непременно спать!»
Лежал, уставившись глазами в потолок. Лепнина. Большая хрустальная висит. Мэйд ин Чехословакия. На стенах — картина «Мишка на Севере» и репродукция «Суворов через Альпы». Дверь приоткрылась. Вошел отец. Подсел. Лицо его печально и сурово. Пары винно-водочные обволокли меня: «Скажи, сынок, чего тебя забросило в Мытищи? Ведь мы, как было договорено, собрались на дачу, по грибы. Когда мы делали привал, ты выскочил и убежал. Ну что, ответь?»
Я посуровел, засопел и повернулся лицом к стене.
— Сынок, ответь! — тебе уж шесть. На будущий тебе же в школу. Поступишь в 51-м, проучишься пять лет, в 56-м отдам тебя в Суворовское. Ты будешь как мы все… ты станешь — генерал Опрыжкин — красный командир.
Я заревел, прижавшись лицом к стене. Подушка быстро намокала.
— Ну ладно, Ваня! — отец-полковник чмокнул, удалился. Желая более не беспокоить. Вдоль стенки — не раздеваясь — лег на постель и захрапел.
Как только он отошел, я вытер слезы. Да, надо действовать. Пока не поздно. На этой жизненной кривой. На волю, подальше! Все это — какая-то магическая сила!
Приняв решение, я начал одеваться. Надел майку, лифчик, приладил непослушными чулки к резинкам, затем короткие штанишки, шаровары, и был готов. На цыпочках я выскользнул из комнаты. Стараясь не скрипнуть. Часы показывали полночь. Прошел одну, вторую, третью…
— Иван, куда ты? — Я сжался на ходу. Старик Опрыжкин, при полной генеральской форме, сидел в углу, недвижен и суров. — Куда ты собрался?
— Я? Погулять. Во двор.
— Погодь-ка трошку. Ты что-то заливаешь. Нам надо разобраться. Иди сюда! — он приманил меня длиннющим крючковатым пальцем, зажал меж старых костлявых ног и заглянул в глаза суровым, беспощадным взглядом. Белесые глаза из-под седых бровей. Я заревел, старик сломался: «Ну ладно, не отвечай. Давай я почитаю тебе. Достань-ка мне ту книжку! — он указал на полку. Я пододвинул стремянку, забрался на вторую полку, достал тяжелый фолиант в обложке Министерства обороны СССР, «Суворов» — стояло на корешке.
Дед развернул «Суворова» и начал читать: про детство полководца, про Измаил, про переход через Альпы… Невольно я заслушался, увидел наяву. Чудо-богатырей. Вершины Альп. Ущелье Сен-Готарда. Себя на боевом коне… Впрочем, какого хрена? Не спать! Не поддаваться!
Старик пробормотал под нос: «Враги Советского Союза пытаются внушить, что, мол, Суворов был педрила и подавлял поляков… Не выйдет, дудки-с!» — и он согнул костлявые в могучий кукиш, коварно улыбаясь невидимому оппоненту.
— Непобедимая и легендарная. В боях прославленная… в боях прославленная… — он начал заговариваться.
— Пуля — дура, а штык — молодец! — сказал в заключение дед и захрапел. Книга вывалилась у него из рук. Путь был свободен. На цыпочках я вышел в коридор, надел цигейковую шубу, валенки, шапку и дальше — на площадку. По лестницам большого дома спустился в парадное и там на четвереньках, стараясь не дышать, уж было проскользнул меж ног заснувшего солдата.
Раздался чих. И громкий мат. Упала с грохотом винтовка. Я скатился по подвальной лестнице. Беззвучным мягоньким комочком. Немного расквасил нос, но не утратил бодрости первопроходца. Качнуло, чуть не упал. Холодная капля упала на темя. Нашарил выключатель и в тусклом свете прочитал: соси банан тропического леса…