— Прошло уже семь лет, и я подумываю, не заменить ли его на более новую, совершенную модель. — Он пожал плечами. — На днях я вплотную займусь этим.
— А может, и не стоит менять протез, — задумчиво проговорила Соня. — Ведь он уже стал твоей неотъемлемой частью.
Вздрогнув от этой неожиданной мысли, Кроукер понял, что в ее словах есть изрядная доля правды, и согласно кивнул, мысленно благодаря Провидение за то, что встретился с умной женщиной.
Теперь Соня принялась разглядывать его правую, здоровую руку, касаясь ее кончиками пальцев, и Кроукер почти физически ощутил внимательный и пристальный взгляд ее глаз.
— Мне нравится рассматривать руки, — сказала она. — По ним можно очень многое узнать о человеке, руки никогда не лгут.
Она провела пальцами по линиям его ладони, осторожно потрогала грубые мозоли.
— У тебя рабочие руки — сильные и умелые.
— Это потому, что я вырос в одном из самых страшных и жестоких районов западной части Манхэттена, который называется «Кухней дьявола», — отозвался Кроукер. — Чтобы выжить среди местных головорезов, надо иметь крепкие кулаки.
— Я знаю, что это такое. Я выросла в таком же бандитском районе, только не в Нью-Йорке, а в Асунсьоне. — Ее глаза потемнели. — Там меня научили быть терпеливой и толстокожей. Но труднее всего быть терпеливой, ты согласен? Похоже, человеку вообще не свойственно терпение, поэтому так трудно научиться терпеть.
Внезапно Кроукер почувствовал такое волнение и смущение, словно он впервые оказался наедине с девушкой. Он вспомнил, как однажды он вместе с Каменным Деревом ловил рыбу в заповеднике Эверглейдс. Солнце лениво поднималось из-за горизонта. Каменное Дерево поймал несколько окуней и насадил их на ветку. Утренний воздух наполнился восхитительным ароматом жарившейся на костре рыбы. Мимо совсем низко пролетела светло-розовая цапля. И тогда Каменное Дерево сказал: «Жизнь, в своих лучших проявлениях, чиста и сладка. Такие мгновения, как это, запечатленные сердцем и памятью, — это все, что нужно человеку».
Прежде чем Кроукер понял, что происходит, он уже целовал губы Сони, которые жадно раскрылись навстречу ему. Мгновение спустя он виновато отступил в сторону.
— Я не хотел...
— Зато я хотела этого. — Обняв его за шею, она нежно и в то же время властно притянула его к себе. Их губы встретились, и снова она податливо раскрылась ему навстречу, нежно лаская его рот языком. Кроукер ощутил ее аромат, похожий на сильный запах ночного цветка, и у него закружилась голова. Тяжело дыша, он сжал Соню в объятиях.
— Лью? — прозвучал за спиной слабый женский голос. «О нет! Только не сейчас! — подумал он. — Можно ли быть столь невезучим, чтобы именно в тот момент напороться на какую-нибудь бывшую подружку?»
Превозмогая себя, он оторвался от губ Сони и, крепко держа ее за руку, обернулся на голос.
— Привет, Лью!
Кроукер уставился на стоящую в дверях женщину, отказываясь верить своим глазам.
— Мэтти?
У него замерло сердце.
Красивая, с королевской осанкой, Мэтти вопросительно переводила взгляд с Кроукера на Соню и обратно. На ней было очень дорогое матово-черное платье из тонкого шерстяного трикотажа, на шее сверкало бриллиантовое ожерелье. Макияж был абсолютно безупречен, словно она только что вышла из косметического салона. Однако ее великолепие выглядело совершенно неуместным здесь, в «Акуле».
— Я знаю, ты, должно быть, шокирован моим появлением, — произнесла она.
— О Боже, ты сама не знаешь, как ты права! — тихо отозвался Кроукер.
Быстрым взглядом окинув Соню, Мэтти, словно смутившись, сказала:
— Извини, что помешала, но мне очень нужно поговорить с тобой. Я была в твоем офисе, на пристани, но не стала оставлять тебе записку, потому что дежурный сказал, что ты собирался провести вечер здесь.
От волнения она с трудом находила слова.
— Ты сказала, что никогда не станешь разговаривать со мной, — сказал Кроукер, продолжая сжимать руку Сони, словно она была для него спасательным кругом в открытом море. Сердце билось так сильно, что его стук мешал ему слушать Мэтти. — Это было... сколько же... двенадцать лет назад?
— Четырнадцать, — негромко произнесла Мэтти. — Четырнадцать лет, один месяц и семнадцать дней. — Она попыталась улыбнуться, но вместо улыбки получилась жалкая гримаса. — Это было в тот день, когда крестили Рейчел.
— Ну да, как я мог забыть, — мрачно сказал Кроукер.
— Сейчас ей уже пятнадцать...
— И все это время о тебе не было ни слуху, ни духу.
— Но ведь и ты ни разу не позвонил, не зашел к нам...
— После того что ты мне сказала тогда, я считал, что ты не захочешь меня даже слышать, не то что видеть...
— Ну хорошо, я сама во всем виновата.
Кроукер смотрел на нее с каменным лицом.
— Лью...
— Чего ты от меня хочешь? Ты сама выбрала свою судьбу. Ты вышла замуж за Дональда Дьюка. Именно такой жизни тебе всегда хотелось, по крайней мере именно так ты всегда мне говорила.
Глаза Мэтти наполнились слезами.
— Это было так давно...
— Лью, — вмешалась Соня. — Что здесь происходит?
— Все теперь изменилось, — словно не слыша слов Сони, продолжала Мэтти. — Дональд бросил меня.
— Так чего же ты хочешь от меня, Мэтти? Я должен посочувствовать тебе?
Кроукера охватила боль старых обид.
— Ах да! Совсем забыл! Позвольте мне представить вас друг другу. Это Соня Виллалобос, а это Мэтти Дьюк, моя сестра.
Воцарилось молчание, и Кроукер отпустил руку Сони.
— Восемнадцать лет назад она повстречала человека по имени Дональд Дьюк.
— Лью, не надо... — взмолилась Мэтти.
— Он занимался тем, что грабил и разорял компании. Он был акулой, наживавшейся на чужом горе. Одну за другой он разорял приглянувшиеся ему компании, распродавал их имущество и лишал людей работы.
— Господи, — пробормотала Мэтти, — ты говоришь о нем так, словно он был каким-то преступником.
Кроукер почувствовал, как в нем поднимается волна ярости.
— Он преследовал неугодных ему людей, вынуждая их покинуть Нью-Йорк. Думаю, это доставляло ему удовольствие!
— Это все бездоказательные слова! — воскликнула Мэтти.
Глаза Кроукера гневно блеснули в темноте.
— И тем не менее моя сестра вышла за него замуж. Она была просто ослеплена его богатством. Ведь так, Мэтти?
Она закусила губу и отвернулась.
— Ну конечно, так! Она не хотела слушать моих предостережений! Они приводили ее в ярость! Я пытался объяснить ей, за кого она собралась выйти замуж, но все мои слова она выворачивала наизнанку. Она говорила, что я завидую богатству и положению Дональда. Она смеялась над тем, что я был полицейским и, по ее словам, смотрел на мир глазами полицейской ищейки! — Он вскинул голову. — Ведь именно эти слова ты тогда употребляла, Мэтти? А потом ты сказала: «Ты слишком патетичен, Лью, и когда-нибудь кончишь, как папа, в луже крови в каком-нибудь переулке!» — Он покачал головой. — Деньги, власть, связи — все это было для нее гораздо важнее собственной семьи. Познакомившись с Дьюком, она вдруг стала стыдиться своей семьи и дома, где родилась и выросла.
— Это неправда! — запротестовала Мэтти.
— Что именно в моих словах неправда, Мэтти? Скажи мне! — Он пристально посмотрел на нее. — На свадьбе ты все время вертелась вокруг друзей Дональда, а мы, твоя семья, сидели где-то в стороне. Ты никогда не приводила его в наш дом. Маме так хотелось угостить его обедом, но ты ни в какую не соглашалась пригласить его.
— Перестань! — гневно вскричала Мэтти. — Ты же ничего не понимаешь!
Но Кроукера уже было невозможно остановить.
— Хуже того, ты наказала нас тем, что не позволяла видеть маленькую Рейчел, и мама так и умерла, ни разу не повидав своей внучки. Ты порвала с нами всяческие отношения, и это разбило мамино сердце. Я уже не говорю о себе! — Повернувшись к Соне, Кроукер продолжал: — На крестинах Рейчел я, наконец, имел возможность сказать ей все, что я думаю о ее муже и ее новой жизни.
— Черт возьми, Лью, ведь ты тогда стал угрожать Дональду. И это в церкви! При собравшихся! — Мэтти вся дрожала.
— Я мог доказать правдивость каждого сказанного мною слова! — В голове у Кроукера бешено стучало от нахлынувших горьких воспоминаний. — Вот тогда-то она и заявила, что не хочет меня больше видеть. — Кроукер обернулся к Соне, затем снова посмотрел на Мэтти. — Так зачем же ты вернулась к своему брату?