Кроукер с силой вдавил дуло кольта в висок Дарлинга.
— Послушай меня, дерьмо ты этакое, — прошипел он. — Мне известно, что АКСК не пускает в свою информационную сеть персонал ДИКТРИБ. Ясно как день, что ДИКТРИБ и АКСК — враги. Я в свое время работал на АКСК, а вчера ночью меня чуть не прикончил федерал. Это ему принадлежал этот кольт, каким обычно пользуются офицеры АКСК. Уверен, тебе было известно о покушении.
— Конечно, известно, но ты ошибаешься, Кроукер, если думаешь, что я приложил к этому руку.
— Пусть ошибаюсь, зато мне удалось спастись.
Краем глаза Кроукер заметил едва уловимое движение на краю тени от навеса и понял, что это значило. Не теряя времени, он схватил Дарлинга за воротник дождевика своей биомеханической рукой и, сбив его с ног, силой оттащил под трибуну, где они оба, скорчившись в три погибели, замерли без движения.
Под трибуной пахло гниющим деревом и старой краской. Солнечный свет почти не проникал сюда. Здесь было прохладно и, кажется, вполне безопасно.
— Какого черта? — шепотом огрызнулся Дарлинг.
— Теперь я понимаю, как человек, чувствуя у своего виска дуло пистолета, может оставаться невозмутимо спокойным, — прошипел Кроукер. — Ты пришел не один? — Он рванул Дарлинга за грудки. — Так? На верхней трибуне кто-то из твоих людей, я видел его тень на поле. Пусть он спустится сюда, вниз, чтобы я на него посмотрел, — прорычал Кроукер.
— Ты не так понял. Этот человек — моя охрана. Но он не станет стрелять в тебя, это я гарантирую. — Дарлинг не спускал глаз с Кроукера. — Наоборот, он позаботится о том, чтобы никто другой не пристрелил ни тебя, ни меня.
— Другой? Кто же?
— Почему бы тебе не спросить об этом у Сполдинга Ганна, директора АКСК? Это он отдал приказ убрать тебя. — Дарлинг внимательно поглядел Кроукеру в глаза, пытаясь угадать, какое впечатление произвели его слова. — Ты мне не веришь?
— Почему я должен тебе верить?
Кроукер в задумчивости посмотрел на поле, где подростки играли в бейсбол. Среди них был и Рики. Как узнать, кто говорит правду, а кто лжет?
— Ну хорошо, ответь мне на такой вопрос, — процедил он сквозь зубы. — Я видел убедительные доказательства того, что АКСК готовит в высшей степени секретную и весьма опасную операцию, которая финансируется из теневого бюджета и включает в себя переправку агентов и оружия в Мексику. Это правда?
— Да.
Кроукер перевел дыхание и задал второй вопрос, который ему, по правде говоря, было очень неприятно задавать.
— В этой подготовке принимает активное участие агент по кличке Серо. Кто этот человек?
— Так зовут первого заместителя Ганна. Его подлинное имя неизвестно. Во всяком случае, пока.
Дарлинг хотел что-то сказать, но тут раздался звонок его сотового телефона. Дарлинг посмотрел на Кроукера и, получив его молчаливое согласие, ответил. Выслушав своего невидимого собеседника, он сказал: «Ты сам знаешь, что делать», — и отключился.
— Это мой охранник, — сказал он Кроукеру, — нам надо уходить и как можно скорее. Нас выследили люди Ганна.
— Уж можешь мне поверить, Ганн хочет твоей смерти. — Дарлинг сидел, скрючившись и упираясь локтями в бедра. Люди, оказавшись в ограниченном пространстве, как правило, чувствуют себя очень и очень дискомфортно, либо притворяются абсолютно невозмутимыми. Дарлинг, однако, проявил такую сноровку, устраиваясь в темной норе под трибуной, что сразу стало ясно — он долго служил в Юго-Восточной Азии, где от умения быстро прятаться зачастую зависела жизнь. Кроукер вспомнил слова Дарлинга о том, что ему не нравится оружие. Что ж, в этом он был прав.
Они сидели в алюминиевом воздуховоде цокольного этажа «Белого дома», клуба гомосексуалистов на Линкольн-роуд. Отсюда было рукой подать до «Разбитой колымаги», клуба, где Гидеон вместе с Рейчел забавлялись виртуальным сексом.
В «Белом доме» они оказались, спасаясь от людей Ганна. Их было с полдюжины — молодые парни в легких костюмах и теннисках от Версаче. Они вполне могли сойти за группу фотомоделей, если бы не пистолеты тридцать восьмого калибра в кобуре за спиной.
Кроукер с первого взгляда узнал в них агентов АКСК.
Двоих сразу обезвредил охранник Дарлинга еще на стадионе парка Фламинго. Остальные же, почуяв близость добычи, словно стая гончих, неотступно преследовали Кроукера и Дарлинга.
— Что за черт! — воскликнул Кроукер. — Я же работал на АКСК!...
Склонив голову набок, Дарлинг прислушивался к размеренному пыхтению огромного компрессора и гудению генератора, который аварийно включился после того, как Дарлинг перерезал основной электрический кабель.
— Ганн хочет твоей смерти, потому что ты взялся убить Хуана Гарсию Барбасену.
Было совершенно бессмысленно спрашивать, откуда Ганну стало об этом известно. Кроукер достаточно долго проработал в АКСК, чтобы знать наверняка, что при желании они способны выведать любой секрет. Но ему не терпелось задать другой вопрос. Кроукеру было необходимо получить подтверждение тем сведениям, которые он обнаружил на дискете.
— Я хочу знать, является ли Хуан Гарсия Барбасена агентом Сполдинга Ганна и АКСК в Латинской Америке.
— А иначе зачем Ганну убирать тебя? — откликнулся Дарлинг. — Барбасена является его специальным уполномоченным. Впрочем, он подчиняется еще и человеку по имени Серо.
Сердце Кроукера заколотилось.
— А что, если я скажу тебе, что именем Серо называл Бенни Милагроса его дед?
У Дарлинга округлились глаза.
— Это правда?
Кроукер молча кивнул.
— Ну наконец-то! — воскликнул Дарлинг, но тут же настороженно замолчал.
Кроукер тоже навострил уши, но ничего подозрительного не услышал. Покачав головой, он сказал:
— Что-то не вяжется все то, что ты рассказал мне, с тем, что мне самому известно о АКСК, а ведь я довольно долго проработал там.
— Конечно, не вяжется, — согласился Дарлинг. — Это потому, что АКСК теперь не таков, каким ты его знал.
Со склоненной набок головой он сейчас был очень похож на охотничью собаку. Казалось, ему нравилось, что они с Кроукером остались наедине.
— Спустя десять месяцев после своего назначения на должность директора АКСК Сполдинг Ганн выгнал основных офицеров и чиновников, поставив вместо них своих людей. Как ему это удалось? Он имел такие обширные связи в правительственных кругах, что с невероятной легкостью обходил все бюрократические препоны. Позднее мы выяснили, что за ним стояла группа консервативно настроенных сенаторов и кое-кто из высокопоставленных чиновников министерства торговли, обеспокоенных тем, что последние изменения в правительственных структурах привели к уменьшению их власти и влияния.
— А как возник ДИКТРИБ? — спросил Кроукер.
Дарлинг сделал выразительный жест.
— А как ты думаешь, куда делись уволенные Ганном люди? Конечно, они могли бы перейти на бумажную работу в другие ведомства министерства юстиции или же вообще раньше времени уйти в отставку. Однако вместо этого мы, собравшись в единое ядро, организовали свое собственное бюро. Три года назад Бюро торговли с развивающимися странами было маленькой, полусонной обителью ученых-экономистов широких взглядов, в очках с толстыми стеклами и вечно заляпанных едой галстуках. Под этой крышей, вдали от глаз и ушей Ганна мы создали по-настоящему активно действующее подразделение, мини-копию АКСК. Если быть честным до конца, силы наши были весьма скромными, зато мы были все заодно. Мы горели желанием выяснить намерение Сполдинга Ганна и, когда придет время, сорвать его планы.
Дарлинг снова прислушался.
— Похоже на настоящую войну, — задумчиво проговорил Кроукер. — Только этого все равно не может быть. Война между двумя структурами федерального правительства невозможна. Они же сами разрешили вам организовать этот самый ДИКТРИБ в том виде, каков он теперь! Так неужели вам позволят развязать междоусобную войну?
— Даже в кабинете министров есть наши люди, и они уже дали свое согласие на наши действия.
— Но почему?
— Все дело в Латинской Америке, дружище. Она должна явить миру очередное экономическое чудо. Только на этот раз не по другую сторону Тихого океана, а под носом у США, в Мексике. — Дарлинг многозначительно глянул на Кроукера. — Ситуация такова: Сполдинга Ганна неспроста назначили новым директором АКСК. Однако даже те, кто его выдвигал, не решаются дать ему бесконтрольную власть. Может, из-за жадности, а может, из-за скрытого страха перед ним. Вот тут-то им и пригодился ДИКТРИБ. Мы худо-бедно все-таки контролируем действия Ганна.