– Мне не больно... Совсем не больно! Как будто со мной ничего не произошло!
– Там, откуда мы родом, есть такая пословица: «Когда восходит солнце, ночь бесследно тает».
С этими словами Хейтор протянул ей сумочку.
Почтительно взяв женщину под руку, Антонио сказал, мешая английские и испанские слова:
– Прошу вас, сеньора, зайдите к нам, присядьте, переведите дух и выпейте чего-нибудь.
– Это так любезно с вашей стороны, – растерянно произнесла женщина, послушно следуя за Антонио в помещение клуба и усаживаясь на удобный диванчик.
Направляясь к стойке бара, чтобы заказать ей молочный коктейль, Хейтор слышал, как она говорила Антонио:
– Такие люди, как вы, заставляют вновь поверить в человеческую гуманность.
– Ну что вы, сеньора, просто мы оказались в нужное время в нужном месте. Только и всего!
Через несколько секунд Антонио подошел к брату, стоявшему у стойки бара рядом с сияющей медью кофеваркой, окутанной ароматным паром.
– Видит Бог, мы всегда могли бы быть именно такими, – сказал Хейтор.
– Да, если бы захотели, – отозвался Антонио, опираясь локтями о стойку. У него был расслабленный, почти сонный вид, делавший его похожим на сытого, дремлющего на полуденном солнышке крокодила.
Проводив взглядом официантку, понесшую гостье поднос с молочным коктейлем и печеньем, Хейтор задумчиво произнес:
– С чего бы это нам хотеть быть такими всегда?
– Вот уж чего не знаю, того не знаю, – вздохнул Антонио.
Отворачиваясь от молочно-белого ароматного пара, Хейтор сказал:
– Помнишь, как однажды я попал под машину?
– Только не надо преувеличивать, – укоризненно покачал головой Антонио. – Тогда под колесом оказалась только твоя рука.
– Но это не помешало тебе вытащить водителя силком из автомобиля!
– Была задета моя честь! Он посмел причинить вред моему брату! Я почувствовал твою боль, и это привело меня в ярость, – сказал Антонио.
– Вот именно, в страшную ярость, – задумчиво протянул Хейтор. Странное дело, сейчас он казался гораздо более оживленным, чем в тот момент, когда швырнул воришку головой о бетонную стенку. Как будто его охватила какая-то внутренняя дрожь. – Ты держал ему голову...
– А ты пристально глядел ему в глаза...
– Это было здорово, – признался Хейтор. – Я взывал к силам тьмы...
– До тех пор, пока изо рта и носа у него не хлынула потоком кровь.
С этими словами Антонио глубоко вдохнул аромат горячего кофе и коричного шоколада.
– И даже из ушей, – восторженно припомнил Хейтор.
– Ты помнишь все в мельчайших деталях, – с едва заметной иронией произнес Антонио.
– А как же иначе! – отозвался Хейтор, наслаждаясь воспоминанием об убийстве незадачливого автомобилиста. – Мы вернулись домой, с головы до ног покрытые его кровью, и сразу нырнули в бассейн...
– Держась за руки.
– Мы так разошлись, что никак не могли перестать кричать и смеяться, – продолжал Хейтор. – И на наши вопли прибежала Дона.
– Это был как раз день ее рождения. – Антонио облизал губы кончиком языка. – Она увидела окрашенную кровью воду в бассейне и решила, что мы наполнили его розовым шампанским.
– Однажды мы так и сделали.
– Это был чрезвычайно эксцентричный поступок, – подтвердил Антонио. – Но в тот раз Дона приняла за шампанское кровавый коктейль, она взвизгнула, стянула с себя одежду и нырнула в бассейн.
– Сильное смуглое тело в кровавой воде... Ох, и смеялись же мы тогда!
– Это точно, – согласился Антонио. – Да, брат, судьба благосклонна к нам, и наша жизнь хороша!
В это мгновение Хейтор, глядевший на Линкольн-роуд, одними губами произнес:
– Я вижу его.
– Он уходит? – не поворачивая головы, спросил Антонио.
Хейтор улыбнулся сероглазой гостье, краем глаза продолжая следить за мужчиной, выходившим из клуба.
– Ты словно в воду смотрел, – пробормотал Хейтор.
– Он становится слишком опасным для нас.
– Не опаснее прочих, – сказал Хейтор.
Янтарные глаза Антонио сверкнули, словно он пробудился от сна.
– Не слишком ли много мы работаем? Может, пришло время немного поразвлечься?
– Ты угадал мои мысли! – засмеялся Хейтор, и близнецы неслышно, словно тени, выскользнули из клуба.
Робин Гарнер не спеша шагал по Линкольн-роуд. В кармане у него лежала дискета с украденной из компьютера клуба «Разбитая колымага» базой данных.
Гарнер, федеральный агент, с крайней осторожностью внедрился в окружение братьев Бонита полтора года назад. Преодолев все сложности и опасные преграды, он затаился у самого края сплетенной ими сети интриг. «Не делай ничего, – предостерегал его инструктор. – И тогда братья Бонита не смогут ничего заподозрить. Умей ждать и наблюдать».
Гарнер был умелым и опытным наблюдателем, ведь именно этому его обучали в АКСК – Антикартельном специальном комитете, полуофициальном подразделении министерства юстиции, на которое и трудился в поте лица Гарнер. АКСК был создан для того, чтобы сдерживать рост экспорта криминальной активности из одной страны в другую. Правительственные исследования подтвердили существование подобного явления, представляющего угрозу Соединенным Штатам Америки и являющегося символом нового экополитического порядка. Легкий и быстрый доступ к информации делал действия правительств всех стран, равно как и действия любых криминальных структур, взаимосвязанными. Впрочем, для конкретного агента Гарнера существование АКСК означало серьезную и интересную работу.
Итак, Гарнер выжидал и наблюдал, как паук в засаде. Впрочем, это оказалось не такой уж трудной задачей. Гарнер был истинным мастером по части маскировки и умения втираться в доверие. С самого раннего детства ему приходилось скрывать свою подлинную природную суть. Когда ему исполнилось двенадцать лет, он окончательно понял, что коренным образом отличается от прочих мальчишек своего возраста, и не придумал ничего лучше, чем подождать, что будет дальше. Два года спустя он получил практическое подтверждение своей гомосексуальной ориентации и понял, что теперь ему придется набраться еще больше терпения. Его родители не принадлежали к числу людей, терпимо относящихся к сексуальным меньшинствам, а сам Гарнер не был бунтарем по натуре, и у него не хватало духа заявить во всеуслышание о своей «голубизне», разрушив тем самым сложившийся привычный стиль жизни. Семья значила для него много, а в тот момент она была для него гораздо важнее, чем реализация его гомосексуальных устремлений. И пускай его считают трусом!
Удивительно, но в его теперешней работе то, что он гомосексуалист, было ему на руку. С одной стороны, он превосходно влился в общество, окружающее братьев Бонита, где большинство были либо гомосексуалистами, либо бисексуалами. С другой стороны, такая «особенность» Гарнера делала его в глазах братьев Бонита менее опасным. К тому же многие годы двойной жизни сделали Гарнера чувствительным к малейшим смутным догадкам и подозрениям, и он чувствовал то, чего не замечали другие. Этот талант особенно пригодился ему теперь, когда он стал работать каждый день в клубе «Разбитая колымага» по десять часов кряду. Именно его сверхтонкое чутье помогло ему выполнить задание АКСК.
Самое ужасное для Гарнера заключалось в том, что, будучи гомосексуалистом, он всегда чувствовал себя совершенно беспомощным и никчемным в обществе обыкновенных гетеросексуальных людей, и ему страшно хотелось сделать что-нибудь такое, чтобы его заметили и выделили среди прочих. Разоблачение братьев Бонита – прекрасный повод заявить о себе как о личности! Несомненно, официальная слава и почести достанутся не ему, но Гарнеру это было и не нужно. Он был готов довольствоваться самим фактом своего незаурядного поступка.
Действуя очень медленно и осторожно, Гарнер нащупал нужные источники информации о тайных сделках братьев Бонита, которые всегда казались подозрительными, но незаконность которых не удавалось доказать. Только теперь, проникнув в окружение братьев Бонита, Гарнеру удалось добыть неопровержимые доказательства их преступной деятельности, которых было достаточно для того, чтобы засадить их в тюрьму на многие десятки лет. Оставалось только передать дискету инструктору, ожидавшему его на явке.