Странно, но на душе легче не стало. Мы впервые поругались с Неевиией, причем вдрызг, до криков, битья посуды и ухода из дома с громким хлопаньем дверью. И я злился еще больше, понимая, что она отчасти права. Но ведь и я, тоже, в некотором роде, прав!
После той разборки на море, мне пришлось сразу же заняться ранеными. На этот раз их было много. Очень много. В этой чертовой рукопашке, похоже ранен был едва ли не каждый выживший вояка. По большей части это были глубокие порезы или синяки, но и их надо было обрабатывать со всей тщательностью, иначе запросто могла бы развиться какая-нибудь зараза. Были случаи и посерьезнее. Несколько раз мне опять пришлось прибегать к чудо-отвару, дарующему безболезненную смерть. Хорошо хоть, что на отбитом паруснике был свой лекарь-коновал, принявший на себя часть пациентов, а наши вояки избавили меня от необходимости пользовать вражеских раненых, тупо покидав их за борт. Знаю, жестоко, и даже звучит негуманно. Но такие тут законы войны. Нескольких, попавших в плен пиратов, сначала допросили, а потом вздернули на реях. Если бы я взялся лечить кого-нибудь из раненых удихов, его бы, в результате, ждала та же самая участь, так зачем, спрашивается, тратить дорогие медикаменты и время?
…Помню как Неевиия, выпущенная из глубин трюма, заявилась ко мне в лазарет. Вокруг вповалку валяются и стонут окровавленные люди, а я «по-живому» шью чью-то рану, поскольку обезболивающие у меня закончились. Несчастная жертва истошно вопит и дергается, а я, в окровавленном фартуке, отчаянно матерюсь на двух матросиков, пытающихся держать ее неподвижно, и злобно скалюсь, убеждая себя не реагировать на вопли. Когда жена чуток пришла в себя от этой инфернальной картины, и подошла предложить свою помощь, я ее послал. Назад, в нашу каюту. Потому что мне и самому тут было жутко, не хотелось чтобы и она всем этим…, пропиталась. Получилось как-то…, многозначительно, что ли. У нее и так, был какой-то странный взгляд, а тут еще… Конечно, тогда мы быстро уладили это недоразумение, но видать осадочек у нее остался. А может, она просто впервые увидела своего муженька, не в качестве томного воздыхателя и галантного кавалера, а залитым кровью чудовищем. До этого-то она меня уже видела в операционной. Но там было не так, спокойнее что-ли. А тут, сразу после боя, да еще и толпа раненных… А если к тому же учесть те «комплименты» моей доблести, что наговорили ей позднее…
— Признаться сударь. — Сказал мне капитан в кают-компании, куда мы с Неевиией были приглашены на торжественный обед по случаю победы. — Поначалу я…, испытывал некоторые сомнения, в вашей решимости сражаться. Что, в общем-то, неудивительно, для человека вашей профессии. — Поспешно добавил он, как бы давая понять, что «сомнения» относились не к моей храбрости, а к особенностям профессиональной деформации. — Однако, я и представить себе не мог, что невольно заполучил в команду, такого невероятного бойца! Вы были просто великолепны! Я и вообразить не мог, что вообще возможно так стрелять! Вы едва ли не уполовинили весь офицерский состав удихов, прежде чем мы столкнулись с ними бортами. А как вы пристрелили их капитана…!
— Да и во время абордажа… — Подхватил штурман. — Наш лекарь шел сквозь вражеские ряды, как раскаленный кинжал сквозь масло! Клянусь, это была не битва, а какая-то массовая казнь! Одного — раз, другого — раз, третьего… Кажется, ни на кого вы не тратили больше двух ударов. Это было просто великолепно!
Все дружно начали меня нахваливать и славить. Я даже было заподозрил, что им чего-то из под меня надо, и они собираются заполучить это, залепив наивному простофиле глаза потоками сладкой лести. Но хвалебные песнопения продолжились аж до самых Фесткийских островов, а никто у меня, так ничего и не попросил. …Почему Фесткийских островов? — Узнав от пленных, что началась война и море заполнено «мириадами кораблей Великой Удихской Орды», капитан предпочел не соваться в пекло, а вернуться на родину, так сказать, до выяснения обстановки, и пересчета всех этих «мириадов». Благо, теперь, имея трофейный корабль в весьма неплохом состоянии, и соотечественника-союзника под боком, можно было не бояться длительного перехода по морю. …Я, правда, подозреваю, что дело тут было больше в трофейном корабле. Спасенный соотечественник, это конечно здорово, но вот доверять ему общую добычу? — Это фигушки! А еще какие-то хитрости с ценами, налогами, и правилами дележа добычи. На родине за трофей можно было получить куда больше, и не бояться что портовые власти обдерут тебя как липку, или затянут разбирательство на долгие месяцы, пока корабль будет гнить у пирса. …В общем, мне опять удалось нажиться на грабеже грабителей. Захваченный пиратский корабль у нас выкупили власти одного из фесткийских островов, и мы опять поделили вырученную сумму по какой-то весьма запутанной схеме. Часть прибыли отошла спасенным, куда большая часть, нам. Я получил долю корабельного врача, весьма нехилую, кстати. Плюс к этому — долю мастера-абордажника, была оказывается и такая специальность на фесткийском торговом флоте. Плюс — долю за «выдающиеся заслуги». Набежало — ну, не так чтобы очень много, но и не так чтобы мало. — Как случайный заработок одного дня — весьма и весьма неплохо. А вот сказать, что это целое состояние, которое позволит нам с Неевиией жить безбедно долгие годы…, — тут облом.