(*гуморы — в соответствии с воззрениями античных и средневековых врачей, это некие вещества в человеческом теле (элементарные жидкости), влияющие на психическое и физическое функционирование.).
…Но все это было уже потом, а пока, я стоял под пристальным прицелом семи пар глаз, включая глаза слуг, и чувствовал себя какой-то моделью на подиуме, на показе передовых извращений современной моды. Но как я уже и говорил — никто не ржал, и я сначала даже было вздохнул с облегчением, и тут Лиита бросила фразу типа — "…Когда вы пойдете на променад по пристани, все сдохнут от зависти". И вот тут-то мне и поплохело реально. Начни все ржать, — это было бы десять…, ну пусть двадцать минут позора, и еще несколько лет затухающих воспоминаний о нем. А теперь, чувствую, эта пытка закончится еще не скоро.
Но тут мы сели обедать и, хотя поначалу мне кусок в горло не лез, — вкусная пища и здоровый аппетит быстро взяли свое. А уж поверьте бывалому пирату, — после продолжительного питания корабельной стряпней, аппетит моряку, сидящему перед кучей вкусных блюд, испортить трудно. Что мы с Игииром и доказали делом, фактически на двоих умяв целого барашка в брюхе которого оказался местный аналог риса, смешанный с изюмом и цукатами, и щедро сдобренный специями — одно из "фирменных" блюд Фесткийских островов. Все это мы заедали кучей овощей и фруктов, — сырых, маринованных, вареных, тушеных, и жаренных. Потом последовали пироги со всем, что только можно найти на островах, правда, чаще всего это находили в море, но все равно было очень вкусно. Даже пирожки с морской капустой или улитками шли на ура, главное не слишком задумываться, что ты ешь. Нашего корабельного кока Деревяшку, хватало только на похлебку со всей морской живностью, что умудрялись наловить матросы, а там тоже всякой гадости хватало, только было намного менее вкусно.
Потом наступило время изысканных вин и сладостей, и конечно же — наших рассказов о приключениях и подвигах. И Игииру и мне, было чего рассказать, так что публика не осталась разочарованной.
И вот под вечер, когда жаркое тропическое солнце уже начало клониться к закату, но до темноты еще оставалась пара часов, прозвучали роковые слова — "А пойдемте гулять!".
Это предвечернее время, когда на землю сходит хоть какая-то видимость прохлады, на островах считалось самими богами предназначенным для светской жизни. Все, от богатых купчиков до нищей бедноты, в эти часы старались выползти из своих убежищ, и провести время со вкусом и толком. Одни оттягивались в дорогих тавернах, уровня наших ресторанов с тремя звездами Мишлен, другие — в складчину покупали флягу дешевого вина, и распивали ее с друзьями, гуляя по набережной — достаточно длинной, чтобы на ней хватило место и завсегдатаям ресторанов, и веселящейся бедноте. Должно было хватить и мне, и моему кошмарно-позорному костюмчику.
Ясное дело, что идти не хотелось, но попробуйте отказаться, когда любимая женщина смотрит на вас с такой гордостью и восхищением в глазах. Попробуйте объяснить ей, что считаете результат ее многодневных трудов и немалых денежных вложений, нелепым уродством…Ведь, в конце-то концов, она же ни в чем не виновата, действовала в рамках и представлениях своего мира, ибо даже не представляет, что существуют другие миры…Что говорить о ней, если даже у даарских стражников, чьи воинские умения наиболее схожи с нашими пограничниками-фсбешниками не возникло даже крохи понимания, при виде серенько-невзрачной ткани моей формы? Зато они искренне восхищались богатой отделкой и обилием позолоты на мундире. А мало ли я встречал подобных нелепо изукрашенных мундиров в Мооскаа? Тут такой мир — документы с собой таскать не принято — они в карман не влезают. А свой статус, принято доказывать поведением, осанкой, и дорогими одеждами…Если подумать, то и мы, не слишком-то далеко ушли от этого. Часы за сотню тысяч евро, по сути такая же нелепость, как и золотые висюльки и шелковые ленточки на моем мундире. Ведь показывают то они тоже самое время, что и обычные, за пару тысяч рублей. Костюмы от Гуччи-Версачи — люди переплачивают сумасшедшие деньги, по сути, за одну только бирку и собственные понты. На моем-то мундирчике, хотя бы золота, каменьев, да шелка — на пару-тройку сотен полновесных золотых монет. А что такого крутого есть в той гуччи-версачевской тряпке? — Покрой, ткань? — Не, не стоят они тех денег, которые за них просят. Однако…. В общем — не лежи в основе этого "проекта" моя старая форма, я бы, наверное, и не стал так психовать, а отнесся бы к подарку достаточно спокойно. Любимой бы одежкой, это конечно не стало, ибо — раздражает меня вся эта мишура. Однако и устраивать истерики я бы тоже не стал — нет ничего глупее, чем судить о чужом мире, по собственным представлениям, сложившимся в совершенно другом мире и других условиях. Просто тут два мира, как бы наложились друг на друга, и я на секундочку представил, что меня увидят мои сослуживцы — то-то им веселья будет! Но! — это если они увидят меня в таком виде Там — на Земле-1. А если тут, на Земле-2? — Скорее всего, они мне еще и позавидуют, ведь мой уродский мундирчик, говорит о том, что я не только выжил в совершенно чуждом для меня мире, но и добился тут достаточно высокого положения. Так что хихикать и задирать нос, тут уже буду я.
…Лишь бы только не нарваться в таком виде на Говорова. Боюсь, он не сможет сдержать гомерического хохота при виде моей "старой обновки", и тогда мне придется объясняться с Неевиией. А ведь она девушка гордая, и своей ошибки мне никогда не простит.