Разговор принял серьезный оборот. Остерегаясь осложнений, Виктор Дмитриевич пошел на уступки, согласился побывать вместе с женой у врача.
Ася попросила еще Аносова повлиять на друга.
Оставив все свои дела, Вадим приехал на Крестовский. Виктор, насупясь, но не протестуя, дал другу то же слово, что и Вере Георгиевне, – лечиться.
Ася опасалась, что Виктор передумает, запьет осенью еще сильнее, и торопилась с лечением. Она хотела взять на это время отпуск без сохранения содержания, но ей отказали – институт был загружен срочной работой. Ася не посмела настаивать.
Сначала она поехала к врачу-психиатру одна. Войдя в полусумрачный, с мягким освещением, домашний кабинет доктора Климова, она почувствовала в сердце тот острый, холодноватый трепет, какой всегда испытываешь, впервые попадая в кабинет еще не знакомого врача.
Не спеша и подробно врач расспросил ее о муже, выяснил, с какого времени и как он пьет – запоями или систематически.
Асе стыдно было говорить о собственном муже и дорогом ей человеке, что он – пьяница. Но она поступилась и без того уже много раз оскорбленным самолюбием. Лишь бы удалось спасти Виктора и его талант. Вот здесь, в этом кабинете, может быть, найдется средство спасения разрушающейся жизни, любви, счастья.
В конце приема Ася спросила об условиях. Пятьдесят рублей за сеанс. Платить сразу же после сеанса. Она согласилась, – справедливо. Вдруг больной вздумает бросить лечение?
Уходя, она условилась с врачом о начале курса.
Сеансы были назначены на вечернее время.
Погода стояла совсем осенняя. Крепкий, густой запах опавшей, сыреющей под дождем листвы. Пробирающая до костей, сыпучая нудная изморось.
В такой вечер и не высовываться бы за дверь, – сидеть в теплой комнате, поглядывая на сырое, холодное окно, греть пальцы о горячий, стакан с чаем, читать и, прикрывая глаза, неторопливо думать. В такую погоду особенно хорошо думается и особенно чувствуешь теплоту и уют своего дома, вечерний покой. Плохое забывается, тревоги отходят, сердце добреет.
Ася выключила настольную лампу, ласково отобрала у Виктора книгу, с улыбкой закрыла ее и заставила мужа собираться.
Подавая Асе пальто, он взглянул на теплое кресло и недочитанную книгу, – в такой-то вечер на улицу! Никакой жалости к человеку!
– Поехали, поехали! – поторапливала Ася.
Пришлось ехать. Сырость, дрожь, мокрые тротуары… От одной такой погоды можно ожесточиться.
Около крыльца во дворе большого дома на Мойке Виктор Дмитриевич задержал жену:
– Если хочешь, чтобы лечился, к врачу пойду один. Не ребенок – водить меня за ручку. Раз уж решил – лечиться буду.
– Нет, я не уйду, – не уступила Ася, смущаясь: на громкий голос мужа оборачивались прохожие.
– Тогда не поднимайся, а жди на улице.
Она подчинилась. Не надо досаждать и так уже уязвленному, болезненно восприимчивому самолюбию мужа. Дала Виктору пятьдесят рублей и отпустила его.
Стоять одной около чужого крыльца было неприлично. Она вышла на набережную. Поворачиваясь спиной к напористому ветру, принялась ходить неподалеку от дома.
Тем временем Виктор Дмитриевич стоял на лестнице. Подниматься? У врача начнутся унизительные расспросы. Когда стали пить? Как пьете? Сколько пьете?.. Пристанет, будто к настоящему алкоголику.
Ни в какое лечение против алкоголизма Виктор Дмитриевич не верил… А вдруг лечение окажется действенным? Нельзя будет и капли взять в рот? Что же это за жизнь тогда?..
Он видел, как жена отошла от крыльца, вышла на набережную. Лучше всего погулять во дворе, а жене сказать – был на сеансе. Ведь он отправился к врачу только для ее спокойствия, ради любви к ней.
Не попадешься? Да нет! Ася подробно рассказывала и о враче и его кабинете. А гипноз? Пустяки. Известно как, видел в цирке, – вам хочется спать, вы уже спите, спите…
Он вышел из парадного, заглянул во второй, смежный двор. За ним оказался еще и третий – с воротами на другую улицу.
«Зачем шляться на ветру? Посижу, выпью лимонаду», – подумал Виктор Дмитриевич, выйдя на Невский.
Он спустился в ближайший буфет-подвал, заказал бутылку лимонаду. Налил стакан, но даже не прикоснулся к нему губами.
«Можно и покрепче, чего-нибудь согревающего, – продолжал он размышлять. – Скажу: врач заставил во время сеанса».
Знакомым путем, несколько, правда, побаиваясь предстоящей встречи с женой, Виктор Дмитриевич возвратился в парадное. Тихо поднялся во второй этаж. Прочел гравированную надпись «Доктор С.Н.Климов» и начал неторопливо спускаться, на всякий случай умышленно топоча и усиленно кашляя.
Изморось перешла в острый, секущий дождь. Мутные отблески вечерних огней совсем расплылись, и вода в Мойке будто пожирнела, стала густой, черно-желтой.