– А где скрипка?
– Дома. – Виктор Дмитриевич уже окончательно был захвачен мыслью немедленно продать скрипку. – Пойдем со мной.
– Деньги-то есть у тебя? – с присущей ему деловитостью во всем, что касалось купли и продажи, бесцеремонно осведомился Брыкин.
Утвердительно ответив Брыкину, Барон сказал, что готов идти, – сказал так, будто делал огромное одолжение.
– Давайте быстрей, – напутствовал их Брыкин и обнадежил приятеля: – Не робей, Витька! Завтра достанем скрипку еще получше…
Виктор Дмитриевич привел Барона домой и обрадовался, застав одну Прасковью Степановну. Она молча наблюдала, как зять вынул из футляра скрипку, повертел в руках, показывая ее со всех сторон, и отдал гостю. Тот внимательно осмотрел ее и, попросив смычок, начал играть. Она думала, что зять привел какого-нибудь приятеля – похвастаться своим замечательным инструментом. Но обомлела, услышав вопрос незнакомого скрипача:
– И сколько же хочешь?
Она не дала Виктору Дмитриевичу ответить:
– Ты собираешься продать скрипку?
– Не ваша скрипка, и не вмешивайтесь, – оборвал ее Виктор Дмитриевич. – Завтра мне достанут другую, лучше. Я уже договорился.
– Без Аси ничего не разрешу. Придет Ася – поговори с ней и делай как знаешь, А сейчас – не сметь!
Видя, что попал в неловкое положение и что выгодная покупка не состоится, Барон положил скрипку на стол, указательным пальцем досадливо почесал подбородок и направился к двери. Незаметно для Прасковьи Степановны он все-таки успел шепнуть:
– Принеси ко мне в буфет…
– А теперь – ложись спать, – сказала Прасковья Степановна, закрыв за Бароном дверь. – Никуда не пущу тебя. Дверь заперта, ключ у меня в кармане. Ты же не будешь драться со мной?
Из пьяного самолюбия считая, что, не вернувшись в буфет, он окажется в глазах Барона негодяем, Виктор Дмитриевич рвался уйти. Но силой отнять ключ не посмел. Волей-неволей пришлось лечь.
В конце концов он уснул, так и не дождавшись Аси. У нее было собрание, на котором присутствовали командированные с Дона строители, и она приехала очень поздно, голодная, усталая.
Протрезвев, Виктор попросил достать спрятанную куда-то скрипку.
Ася ответила, что скрипки нет дома.
– Я продала ее, чтобы раздать твои долги. Имела я право это сделать?
– Ты могла продать что угодно, но не скрипку. Это – мой кусок хлеба. Как же я теперь работать буду? – Грубо заданный вопрос выдал его. Сейчас он начал отдавать себе отчет в том, о чем совершенно не думал вчера.
– Какой из тебя работник, – с жалостью пожала плечами Ася. – У тебя руки еще трясутся. Посмотри… Пожалуйста, поговорим спокойно.
Он послушно сел, сохраняя угнетенное, выжидательное молчание и старательно избегая взглядов жены.
– Значит, тебе нечего сказать мне? – спросила Ася, с трудом пытаясь улыбнуться, чтобы смягчить предстоящий разговор. – Тогда послушай меня. Дело не в скрипке, Виктор. Одну можно продать, другую – купить. А что вот делать с тобой? Ты же фактически не живешь. Разве можно считать жизнью только то, что ходишь, ешь, спишь? Это делают и животные. Ты работаешь все меньше и реже, – спокойно говорила Ася, внутренне радуясь тому, что муж, кажется, внимательно слушает ее. – Ты постепенно становишься паразитом, чужим человеком. Тебя это не пугает?.. Меня – очень пугает…
Виктор Дмитриевич хотел сказать, что он понимает все и, больше чем кто-нибудь другой, сам искренне мучается от тех гадостей, которые делает. Но смолчал. Эти слова могут прозвучать поддакиванием и заискиванием, чтобы быстрей добиться примирения.
– Я все-таки хочу послушать тебя, – сказала Ася, вставая и подходя к мужу.
Он тоже встал и, глядя жене в глаза с таким раскаянием, что никак невозможно было ему не поверить, сдержанно проговорил:
– Я все понимаю. Смешно давать какое-нибудь слово. Слишком много давал их.
– И хорошо держал до первой рюмки.
– Теперь я не буду давать слов, а докажу делом. Верь мне. Верь, верь мне, – без конца повторял он, и сам верил, что говорит правду. Подойдя к жене ближе, он взял ее за плечи. – Знаю, что я – негодяй. Но я сделаю все…
Оттого, что Ася видела, как Виктор страдает, ей было еще тяжелее. Она взглянула на мужа… Ну заставь, заставь меня еще раз поверить.
– Завтра же я пойду и устроюсь работать. – Виктор Дмитриевич смотрел жене прямо в глаза и все сильнее сжимал ее плечи. – Я обязан тебе всем. Я отблагодарю тебя…
– Мне ничего не надо, Виктор.,, ничего, кроме того, чтобы ты не пил. – Она уже начинала верить в его искреннее раскаяние и желание начать жить по-новому, потому что ей самой этого очень хотелось.
По ее голосу он понял, что прощен. Ему стало легче. Он наклонил Асину голову и поцеловал волосы. Ася осторожно отстранилась.