Прикусывая верхнюю губу, как он часто это делал, Жора посмотрел на старика и сказал:
– Дядя Коля мастер у нас… Работать – мерзнет, жрать – потеет…
Всю ночь они пропьянствовали. Утром водка кончилась. Виктор Дмитриевич предложил пропить его костюм. Пить, пить, пить. Не думать о предстоящем возвращении домой. Семь бед – один ответ. Все равно скандал. Так пусть хоть будет за что отвечать.
Сбыть костюм поручили Жоре. Он с готовностью согласился:
– Это, значит, для стопки? За сто грамм я могу голым на Александровскую колонну к ангелу слазить…
Он умчался, продал костюм, принес с собою «сменку» и водки.
Гулянка завершилась продажей купленного на смену пальто. Оно было заменено грязным ватником, с хлястиком на спине, завязанным в тугой узел.
На расстанную стопку – сдали посуду.
Все порядочные люди так пьют, – пояснил дядя Коля, – пока всю посуду не сдадут…
С Прасковьей Степановной стало плохо, когда она увидела зятя в отрепьях.
Еле ворочая языком, Виктор Дмитриевич пытался объясниться с Асей:
– За что меня увольняют отовсюду? Что они – сами не пьют? Один Кутузов не пьет… Дали бы возможность спокойно работать, я и не пил бы… Ты пойми меня!
Ася не хотела вступать с ним в спор и доказывать очевидное: пьет он не потому, что его увольняют, а наоборот – увольняют, потому что он пьет. Вот и сегодня, приходили из театра и из ансамбля, забрали несделанную работу и сказали, что больше ничего не принесут.
– Прости меня, – плакал Виктор Дмитриевич, униженно падая на колени.
Ася закрыла ладонями лицо, чтобы он не видел ее слез…
Потом опустила руки, посмотрела на грязного мужа, валявшегося у ее ног, и уже не знала: найдет ли она в себе еще силы, чтобы простить его и снова начать борьбу.
Почти две недели после этого случая Виктор Дмитриевич просидел дома. Всем своим видом он как бы говорил, что ему совестно есть заработанный не им хлеб. Прасковья Степановна почти принуждала его садиться за стол.
– Думаешь ли ты устраиваться? – спросила Ася.
Наблюдая, как на улице слоится тяжелый весенний туман, он ответил, что оборванцем нельзя выйти даже во двор, а уж нечего и думать – показаться на людях в том босяцком виде, в каком он явился домой последний раз.
Поговорив с матерью и не послушав ее совета ничего больше не делать для Виктора – «Ты же сама превращаешь его в паразита. Сам пропивал, сам пусть и выкручивается как знает», – Ася нашла в себе силы еще раз подействовать доверием и добротой.
Взяв деньги в кассе взаимопомощи и продав свой габардиновый отрез на плащ, Ася рассчиталась с долгами Виктора, купила ему костюм, ботинки, белье, галоши. Пальто у него оставалось старое.
Приодевшись, Виктор Дмитриевич каждое утро уходил искать работу.
Возвращался он трезвым, и вечерами, словно наверстывая упущенное, усердно совершенствовался в читке с листа.
Прасковья Степановна смягчилась, вместе с Асей начинала верить в честное желание Виктора приняться за работу, – уж теперь-то он должен был научиться!
Но через неделю от него опять запахло водкой. В ответ на протяжный вздох Прасковьи Степановны – снова, господи, началось! – он легко ответил, что случайно сошелся со старыми друзьями, они затащили в закусочную. Поневоле пришлось капельку выпить.
– Каждый алкоголик старается доказать, что его спаивают, что если бы не друзья, так он не пил бы, – заметила Ася, подавляя снова охватившую ее тревогу.
Надутый и взъерошенный, Виктор Дмитриевич скептически выслушал жену и неопределенно махнул рукой.
С этого вечера он часто стал приходить пьяноватым и уже ничем не оправдывался. Настроение у него было неустойчивое. Он чувствовал, что работать ему лень. Тянуло только посидеть за столиком.
Осунувшаяся, измученная, Ася страдала оттого, что Виктор теперь даже не думает об устройстве на работу. Она не знала: что предпринимать дальше? Надежды ее иссякли.
Старые друзья и знакомые – порядочные, честные, интересные люди – постепенно отошли от них. Один только Вадим Аносов приезжал еще иногда. Ася стала упрашивать его хоть куда-нибудь устроить Виктора.
В этот вечер Виктор Дмитриевич пришел поздно, совсем пьяный, с недобрым взглядом. Вадим ждал его и пригласил к себе серьезно поговорить.
– К тебе? – передразнил Виктор Дмитриевич, гримасничая. – А что делать у тебя? – Он рассмеялся. Развалясь на стуле, выбросил далеко вперед скрещенные ноги. И потом заговорил лениво, недружелюбно глядя на Вадима: – Водкой все равно не угостишь. А какой серьезный разговор может быть без вина?.. И зачем ты ко мне приехал? Наставлять на путь истинный? Так у меня в доме штат проповедников уже полностью укомплектован.