– Матушка, я насчет Ольги хотел…
– А что Ольга? – вновь перебила его суровым тоном Марья Ивановна. – Я ей отдала здорового сына, умника, великого воеводу, окольничего, а кого получила? Тимошу-убогого!
– Матушка! Да при чем тут Ольга?! – взорвался Сашка.
– Не знаю я, кто здесь при чем. Знаю лишь, что Фленушка, благодаря любви своей беззаветной, уже второй раз твой разум из темноты беспросветной на свет Божий выводит. И ведь простая дворовая девка, из смердов самых что ни на есть, а такое большое, высокое чувство ей Пречистая Дева подарила… Если б эта Ольга тебя так любила, ничего плохого с тобой бы не приключилось.
Не выдержав, Сашка вскочил на ноги.
– Я…
– Сядь! – рявкнула боярыня так устрашающе, что Сашка на мгновение вновь почувствовал себя зеленым новобранцем, стоящим в строю перед грозным комбатом подполковником Кубасовым. – Я все понимаю, Тимоша, – сменила она гнев на милость. – Поедешь к ней завтра. А сегодня у меня праздник. Да и… Ты уж не серчай на меня, сынок, но дела-то, с которыми только тебе и разбираться, поднакопились. Ох поднакопились… Восьмой месяц уже идет, как я тебя от Ольги забрала да от людей прячу. Так что нет у тебя особо времени-то в Тушине прохлаждаться. Князь Димитрий в Орду собирался – за тобой прислал. Я сказала, что ты сильно болен, уже одной ногой на том свете, считай, стоишь. Посланный боярин Федор Кошка уж как добивался на тебя посмотреть, но я его к тебе не допустила. Одно дело, когда человек выздоровел после тяжкой телесной болезни, а другое – когда он впал в убожество, а потом вдруг вновь в разум вошел. Нет такому человеку полного доверия. Но я-то знала, была уверена, что Фленушка тебе разум вернет. Зачем же буду я тебя позорить перед каким-то боярином Кошкой? А он все великому князю доложит да присным его. Да приврет еще, да приукрасит… Кто ж после этого великого воеводу всерьез воспринимать будет? Так и не показала ему тебя. Князь Димитрий небось зол и обижен. Боюсь, видит он с нашей стороны большую каверзу. А тут еще Москва растет как на дрожжах. Улица за улицей, слобода за слободой. Сбегаются отовсюду людишки, строятся, ремесло свое заводят, торговлишку какую-нибудь. И ведь это все беглецы от податей государственных. А среди них, не дай бог, и смерды беглые небось есть. И все у нас в захребетниках[1] числят себя. Землица-то наша. А как с нас князь Димитрий спросит? А он точно спросит, как увидит, какой город здесь вырос? – Она сделала небольшую паузу, размышляя. На этот раз Сашка даже и не подумал воспользоваться возникшей паузой, чтобы попробовать в очередной раз выкрикнуть о своей любви к Ольге Тютчевой. – Самое простое, конечно, было – запретить вновь селиться, и тех, кто уже поселился, гнать поганой метлой. Но так поступить я не могла. Ведь сын мой основал сей город не с бухты-барахты. О чем-то он думал в тот час, о чем-то мечтал, чего-то хотел… – «Слишком хорошего мнения вы обо мне, Марья Ивановна», – отметил про себя Сашка. – Да и город этот, Москва, растет сам собою не просто так. Ведь никто в него людей не зазывал, никто никого пряником не заманивал. А люди все селятся и селятся. Значит, на то есть причины особые и Божья воля. Как же я против Божьей воли-то пойду? – «Большого государственного ума женщина. Не нам, сопливым обормотам, чета. Вот бы кому быть великим князем Владимирским», – подумалось Сашке. – Надо с Москвой что-то делать, сынок. Как-то в законное русло направить. Я уж не говорю про то, чтоб в наших владениях суд рядить, да хозяйство вести, да оброк да подати собирать – с этим сама справлюсь. – Она хитро улыбнулась. – Ну что? Нагрузила я тебя? Ничего. Глаза боятся, а руки делают. Вот отгуляем сегодня, а завтра начнем дела делать. – И без всякого перехода вдруг сообщила: – А у нас Остей гостит.
– Какой еще Остей? – удивился Сашка.
– Ну как же, ты ж с ним знаком. Сын дядьки Федора Воронца.
– Иван?
– Ну да. Крестное имя у него Иван, а я все по старой привычке семейным именем его зову Остей да Остей, чтоб со своим Иваном не путать. Он из своего черниговского имения ехал в Кострому, ко двору великого князя. Заехал к нам погостить, а я его чуток подзадержала.
– Здорово! Надо будет с ним потолковать. – У Сашки моментально родилась идея. Ему самому с Москвой возиться неохота да и недосуг. А что, если попробовать, говоря современным языком, повесить этот вопрос на ближайшего родственника, на Ивана Воронца? Идея Сашке понравилась, и он тут же поспешил поделиться ею с Марьей Ивановной. – Матушка, а может быть, предложить ему стать московским головой? Все ж таки свой человек.
1
Захребетник – крестьянин или ремесленник, имеющий особый договор с владельцем земли, на которой он поселился. По этому договору налоги и подати государству платит за него землевладелец.