– Ну вот… – Он сделал небольшую паузу и судорожно сглотнул слюну, от волнения скопившуюся во рту. – Я чувствую, что болезнь ко мне возвращается. Нет, нет, ты не подумай, – испугался он, – это не навсегда, я знаю. Может быть, несколько дней, месяц, ну, год, в конце концов… Но я обязательно вновь стану тем человеком, которого ты любишь. – Ольга молчала, словно завороженная, сосредоточенно глядя Сашке прямо в глаза. – Нет, конечно… Если ты против, я сегодня же уеду к матери…
Все так же молча Ольга стремительно кинулась на Сашку и, обхватив его руками за шею, стиснула в своих объятиях.
– Тимоша, любимый, – зашептала она ему на ухо, – никуда не уезжай, оставайся со мной. Я от тебя не откажусь, несмотря ни на какие болезни. Дурачок ты иль разумный – ты мой. Я останусь с тобой, даже если придется ждать сто лет, пока к тебе вернется разум.
– Ну ладно, ладно, Оль… – уже несколько успокоившись, принялся отпихивать ее от себя Сашка. – Совсем задушила… – Ольга отпустила Сашкину шею, но с него так и не слезла. – Так вот, – продолжил он, – завтра болезнь у меня опять начнется. Сегодня я весь день еще буду обычным, лягу спать, а проснусь завтра… больным. Понимаешь?
Не произнеся ни словечка, Ольга вновь заключила его в объятия и впилась в губы долгим, хищным поцелуем.
Уже ближе к вечеру Сашка в конце концов взмолился:
– Слушай, Оль, может, перекусим чего-нибудь, а? Жрать хочется невыносимо.
– А любовь? Разве ты не сыт ею? – довольно промурлыкала Ольга, потягиваясь в кровати всем телом, как большая сильная кошка.
– Сыт, конечно… – смущенно промямлил он. – Но щец мясных с мозговой косточкой я сейчас, наверное, целый котел навернул бы. И вообще… С чего это ты сегодня завелась? Я ж тебе сказал, что у меня завтра с головой плохо будет. А с этим делом… Очень даже и ничего. Может, даже лучше, чем обычно.
Ольга рассмеялась, чмокнула его (на этот раз по-матерински – в лоб) и наконец-то выбралась из постели.
Распрощался Сашка со своей любимой в принципе так, как и хотел, – спокойно, не торопясь, разъяснив ей (по возможности) суть происходящего. Заснул глубокой ночью, приобняв свою любушку, Тимофеем Воронцовым-Вельяминовым, а проснулся поутру в лобовской лаборатории Александром Ремизовым-Ракитиным.
– С возвращением вас, Александр Вячеславович, – улыбаясь, приветствовал его Лобов. – Поздравляю с завершением сорокадвухсуточного слиперского полета и установлением абсолютного рекорда в этой области человеческой деятельности. Если не считать возвращения на пару часов на девятые сутки, то полет можно считать непрерывным. Что я и приказываю делать!
– Служу Отечеству, – ухмыляясь, ответствовал Сашка.
– Да будет вам ерничать… Как дети, ей-богу, – одернула их Вера, просматривая показания приборов. – Потрясающе! – воскликнула она. – Впечатление такое, как будто молодой здоровый человек проснулся после обычного восьмичасового сна! А как самоощущение, Саша?
Сашка поднялся и сел на кушетке, опустив на пол ноги.
– Кушать вообще-то хочется, – тоном капризного ребенка пожаловался он.
Все трое рассмеялись. То, что начиналось как эксперимент и продолжилось как боевое задание, наконец-то завершилось. И завершилось, судя по всему, успешно. По крайней мере, без ущерба для здоровья главного действующего лица.
– Ну-ну, полегче, – оборвав смех, предупредила его Вера. – Тебе, герой, сейчас даже ходить придется заново учиться. – И добавила, обращаясь уже к Лобову: – Роман Михайлович, я все-таки считаю, что реабилитацию лучше проводить на загородной базе. Тем более что там и бассейн небольшой есть. Да и… Сами говорили, что продолжать работу на «Микродвигателе» становится опасным.
Сашка с удивлением поглядел сначала на Веру, потом на Лобова.
– Да… был тут у нас… Один не очень приятный момент, – объяснил Сашке Лобов, поймав его взгляд. – Поподробнее я тебе потом об этом расскажу.
– Теперь, когда Саша вернулся, нам незачем держаться за эту церковь, – продолжала Вера, видимо, имея в виду храм, в котором находилась могила Осляби и Пересвета.
– А я уже ее и не использую, – поддержал Веру Сашка. – Я теперь как выхожу из портала, так уже и сам чувствую, куда мне двигаться.
– Что ж, – согласился Лобов, – тем лучше. Будем перебираться на загородную базу, а с Ниной Федоровной решим вопрос потом. А пока и она пусть отдохнет.
В конце девяностых один из благодарных клиентов рассчитался с Лобовым бартером. Сделка была выгодна для обеих сторон. Счастливый директор одного из калужских заводов, которому Роман Михайлович помог сохранить завод в собственности, рад был избавиться от надоевшей ему «социалки», а Лобов приобрел, таким образом, отдельно стоящий корпус санатория-профилактория одного из калужских заводов. Земельный участок вокруг здания был не очень велик, но для прогулок под сенью кленов и лип его вполне хватало. Оставшуюся территорию санатория владелец впоследствии распродал под строительство коттеджей, впрочем, как продал он и сам завод, перебравшись на ПМЖ то ли в Лондон, то ли в Ниццу, а то ли и еще куда-нибудь подальше.