Она недоуменно смотрела на Луку, не уверенная в том, что правильно поняла его. Как он смеет после всего заявлять, что их разлука вызвана лишь желанием дать ей передышку, позволить разобраться в себе?!
Внезапно все переживания этого дня нахлынули на нее, смыв гнев и обиду и оставив только невыносимую усталость.
— Лука, все эти запоздалые объяснения ни к чему не ведут, — безжизненно проговорила Эми и отвернулась к окну. — Возможно, если бы Доменико не умер, если бы все не пошло вкривь и вкось, мы бы смогли с этим справиться, но теперь… теперь уже слишком поздно. Я знаю, что сама отгородилась от тебя и тоже наделала ошибок, но что было, того не вернешь, мы не можем изменить прошлое.
— Но на ошибках прошлого надо учиться…
— Нет! — с гневным жестом перебила Эми, поворачиваясь к нему. Неужели он думает, что она простит ему неверность и все пойдет по-прежнему? Но ведь в ее письме — этом отчаянном вопле сердца — было ясно сказано, что этого не будет никогда, и прошедший год не изменил ее мнения. Эми, разумеется, знала женщин, способных простить все человеку, которого любят, и даже сделать вид, что ничего не заметили, если подобное повторится, но сама была сделана из другого теста. — Я хочу развода — и кончено!
— Черта с два. — Его тон по-прежнему был спокоен, и от этого слова казались еще более угрожающими.
— Ты отказываешься посмотреть правде в глаза? — спросила Эми, заставляя себя не отводить взгляда от его лица.
— Именно! — Он прищурился, словно что-то напряженно искал в ее глазах. — Я никогда не претендовал на роль благоразумного человека и не собираюсь начинать сейчас. Мы женаты — и никакого развода не будет. А теперь… — Повернувшись, Лука с ленивой звериной грацией, так хорошо ей знакомой, направился к двери. — Сейчас тебе принесут обед, а потом ты ляжешь спать, потому что переутомилась и не в состоянии ясно мыслить.
— Я… — От подобного высокомерия у Эми перехватило дыхание, но пока она подыскивала ответные слова, Лука обернулся к ней и бесцветным голосом спросил:
— Тебе понравился букет?
— Букет… Ах да, спасибо. — Этот вопрос окончательно сбил ее с толку, и она не смогла этого скрыть. — Но…
— До вечера, Эми. — И он ушел, оставив ее возмущаться и злиться в одиночестве.
Он не изменился, даже стал еще хуже, сердито думала Эми, сжимая кулаки и нервно меряя шагами комнату. Эгоистичный, грубый, бесцеремонно расталкивающий всех, кто, по его мнению, мешает преуспеванию семейства Джерми.
В конце концов, ноги подвели ее, и, опустившись в стоявшее у окна мягкое кресло, Эми уставилась на огромный букет, благоухавший всеми запахами английского лета. Доставка цветов в Италию, должно быть, стоила Луке целого состояния. Большая их часть росла только в Англии. Зачем ему понадобилось делать столь широкий жест?
Неужели она все еще интересует его, даже после романа с Франческой? Сохранил ли для него этот букет прежнее значение? Был ли обещанием лучшего будущего? Или просто послужил своего рода психологическим оружием, средством взять ее под свой контроль? Он был пугающе умен — ей ли этого не знать! — и обладал необыкновенной способностью распознавать друзей и врагов, и Эми не знала, к какой категории относил ее сейчас Лука.
— Да какое это теперь имеет значение! — с досадой произнесла она вслух, презирая себя за подобные мысли. Каковы бы ни были его мотивы, прошлое есть прошлое, изменить его невозможно, и их развод столь же неизбежен, как смена времен года. И хочет он этого или нет, но она уедет отсюда, как только Пьетро сможет смириться с новыми обстоятельствами своей жизни. Она скорее умрет, чем возобновит супружеские отношения с Лукой! От тягостных мыслей ее отвлек только стук в дверь. Поблагодарив, она взяла у горничной поднос.
Съев немного макарон и салата и запив все это большим бокалом вина, Эми прилегла на постель и немедленно провалилась в глубокий сон без сновидений, что свидетельствовало о крайней степени усталости.
Она проснулась уже под вечер и несколько минут полежала в полузабытьи, наблюдая за пылинками, танцующими в лучах заходящего солнца. Не хотелось ни двигаться, ни думать, ни чувстовать. В первые дни и недели после смерти Доменико Эми спасалась от сумасшествия лишь тем, что отключалась от окружающей реальности, уходила глубоко в себя — туда, где ничто не могло настичь ее. Как правило, это помогало, и потом уже она прибегала к этому способу всякий раз, когда возникала угроза ее психическому здоровью.
Доменико… Перед ее мысленным взором возникло чудное маленькое личико, обрамленное черными кудрями, и сердце Эми перевернулось. Но она была благодарна тому, что видит свое бесценное дитя именно таким; долгое время ее днями и ночами преследовал вид неподвижного, окостеневшего маленького тельца, полуприкрытого тонкой белой простыней.
Они были так счастливы тем поздним утром, проснувшись после ночи любви и мечтаний о будущем.
— Принеси Доменико сюда, — предложил Лука. — Мне нравится смотреть, как моя жена кормит моего сына и наследника, я чувствую себя при этом таким важным.
— Можно подумать, тебе требуются подтверждения твоей важности! — шутливым тоном ответила она и широко улыбнулась.
Это была ее последняя улыбка на долгие, долгие месяцы…
Лука прибежал на ее крики в детскую и, вытащив маленькое тельце из кровати, велел ей позвонить доктору и начал делать искусственное дыхание. Но было уже поздно, слишком поздно. Потом они узнали, что Доменико был мертв уже несколько часов — и все эти часы лежал один в своей маленькой кроватке.
Ее вновь охватила тоска, принесшая с собой боль, почти столь же острую, как и тогда. Какая же она была мать, если не почувствовала, что Доменико нуждается в ней, что он задыхается? Смерть в колыбели. Два этих слова порой встречались ей в газетах и вызывали недоуменные мысли о родителях, которых постигла такая ужасная и печальная участь — участь, которую невозможно было представить для себя.
— Может быть, он был слегка нездоров? Температура или кашель? — спросил их доктор много позднее. Он был старым другом семьи, и его явно потрясла случившаяся трагедия. Лука и Стефания, сидевшие по обе стороны от Эми, сжимали в своих ладонях ее ледяные пальцы.
— У него режется зуб. — Ее разум отказывался принимать смерть Доменико, и она употребила настоящее время. — Он немного капризничает, но совсем не выглядит несчастным или нездоровым.
— Понимаю. — Доктор с серьезным видом кивнул. — Видите ли, в подобных случаях часто за день бывают заметны признаки простуды.
Выходит, она не заметила? Эми взглянула на доктора, и голова у нее пошла кругом. Она этого не заметила — и вот теперь ее ребенок мертв! Он был уже мертв, когда они с Лукой смеялись, разговаривали, любили друг друга. Внутренний вопль вырвался наружу, и Эми уже не почувствовала инъекции, сделанной доктором. Очнувшись от наркотического сна, она начала кричать снова, а после очередного укола пришла в себя в сером, лишенном всяких красок мире.
Все заверяли Эми в том, что ее вины в этом нет; Лука днями и ночами сидел у ее кровати, разговаривал, плакал вместе с ней, обнимал в те моменты, когда ей казалось, что она вот-вот сойдет с ума.
Постепенно Эми возвращалась к более или менее нормальному состоянию — по крайней мере внешне. Но, почти не осознавая этого, она все глубже и глубже уходила в себя, отталкивая любую помощь и сочувствие.
Не сама ли она подтолкнула Луку к Франческе? Эта мысль не впервые посещала ее. Поднявшись с кровати и быстро сорвав измятую одежду, Эми вошла в великолепную ванную комнату и долго стояла под теплым успокаивающим душем.
Она начала что-то подозревать уже через полгода после смерти Доменико, и в один из визитов Анджелы к матери потребовала наконец у той объяснений по поводу последней порции щедро рассыпаемых намеков и скрытых издевок.
Может быть, лучше было прямо спросить об этом у Луки, но их отношения уже заметно испортились к тому времени: разжигаемая Анджелой ревность и подозрительность заставля-щ Эми постоянно провоцировать его, требовать доказательств того, что он все еще ее любит, не доверять объяснениям его действий и поступков.
— Лука и Франческа? — Анджела взглянула на нее чуть раскосыми черными глазами. — Я ведь только сказала, что они обедали вместе, разве не так?