С утра, пристав к берегу, лихорадочно разыскиваю в зарослях поваленные деревья, обрубаю ветки и с помощью Ного подтаскиваю бревна к плоту. Первые часы плаванья показали его недостаточную устойчивость. Кроме наращивания "жилплощади", вношу и другие усовершенствования: из мокрой глины сооружаю место для костра, прямо посреди плота. В метре от очага при помощи длинных веток выстраиваю нечто среднее между шалашом и навесом. Это на случай дождей. Тщательно осматриваю крепление бревен. Лыко в некоторых местах растянулось, истончилось. Тут же разыскиваю на берегу заросли кустарника, похожего на верболоз. Тонкие, гибкие прутья как нельзя лучше подходят для крепления бревен... Работа над усовершенствованием плота отнимает у нас весь день. Ного уже без страха подходит к нашей рыбе, ему, видно, хочется мяса, а с другой стороны - не исчезла подозрительность.
Наш плот стал заметно надежнее. Наверное, поэтому мне спокойнее спалось. Ночь прошла без сновидений. Горы отступили подальше, долина стала шире. Скалистые отроги четко прорисовываются на фоне голубого неба, горные ущелья выделяются чернотой. Не отсюда ли название Черные горы? Река привольно катит волны по широкой долине, открывающей путникам широкий обзор. Далеко впереди несколько горных вершин поблескивают белизной. Снежные вершины притягивают к себе стада кучевых облаков...
Странная это земля. Река, рождаясь в холмистой равнине, течет в сторону довольно высокого горного хребта, словно разрезанного надвое широкой долиной. Обычно реки текут со стороны гор, словно боятся их крутосклонов. Тут же наоборот, но я не удивляюсь особенно. Мое первое объяснение - таково геологическое строение материковой платформы.
Завтракаем ломтями сырой рыбы. После бамбуковых росточков и крокодильих яиц это вполне сносная еда. Допускаю, что Ного думает иначе, но, глядя на его чавкающий рот, делаю вывод, что он по достоинству оценил белое, сочное мясо.
Обшариваю взглядом берега. Надо бы причалить, - только где? Бамбуковые заросли подступают к самой воде. Впереди, по течению реки, горный хребет со стороны левого берега круто обрывается, образуя широкое ущелье. Не сомневаюсь, что по нему бежит речка, приток нашей реки. В ее устье, чуть ниже по течению, наверняка мы встретим отмель, образованную песчаными наносами.
Мы плывем до них около двух часов. Я решил было заняться рыбалкой, но подумалось, что рыбы пока хватит, а леску и крючки надо беречь. Наша рыба начинает попахивать.
О приближении устья нас известил шум речных перекатов. Это горная речушка изливает радость по случаю встречи с большой рекой. Сразу же за устьем над водой возвышается песчаная коса. Мы с Ного всматриваемся в нее, и я замечаю, что Ного волнуется. Глаза у него острее моих. Он что-то видит. Я напрягаю зрение. На фоне светлого песка появляется довольно большое темное пятно. Что это может быть? Ладно, думаю, подплывем ближе - увидим. Вскоре все разъяснилось. Над белым песчаным пляжем возвышалась туша неизвестного мне огромного животного. Она была буквально облеплена мелкими хищниками и птицами-падальщиками. Изо всех сил, работая руками как веслами, пытаемся направить плот к берегу. Он стал тяжелее и непослушнее. Нам все же удается приблизиться настолько, что я могу взяться за шест. Плот ткнулся в песок, но мы не торопимся сходить с него. Зрелище, открывшееся перед нами, внушает отвращение. И не только смрадом. Вижу - на моего спутника смрад действует возбуждающе. Множество зверей: крокодилы, стаи гиен и шакалов. Между ними шныряют зверьки помельче. На самой туше - теперь я вижу, что это огромный динозавр, - расселись птицы, похожие на грифов. В воздухе кружат несколько рукокрылых...
Звери трудились, отрывая от туши куски и заглатывая их с неописуемой жадностью. В зарослях мелькнула желтая шкура Большого Гривастого... Жрущая орава поражала мрачной деловитостью, при том, что звери взаимно опасались друг друга. Гиены держались подальше от крокодилов, мелочь - подальше от тех и других.
- Большой Господин, - сказал Ного, понизив голос. Глаза дикаря под надбровными дугами выражали непритворное почтение. Ясно, что относилось оно не к тем, кто жрет.
Ного пытался оттолкнуть плот от берега и останавливался под моим повелительным взглядом. Это в джунглях я позволял туземцу играть первую скрипку, а здесь, на реке, командую я, тем более, что нам нечего бояться. Догадываюсь, что Ного боится Большого Гривастого, который разлегся на песке, равнодушно поглядывая на пирующих. Гривастый падали не ест.
- Не бойся, Гривастый не голоден. И боится Большой Реки!
Насмотревшись на зверей, я оттолкнул плот от берега и мы вскочили на него. Я подумал об Амаре - ему было бы интересно понаблюдать за множеством животных как биологу. Бедный Амар, он даже не успел подумать, что становится жертвой доисторического животного! Наблюдая за жизнью динозавров, он, наверное, смог бы ответить на вопрос почему на Земле динозавры вымерли так неожиданно. И почему сохранились тут, на далекой планете. Он был очень любопытен. Во всяком случае, это вопрос не из области моих профессиональных интересов. Меня в данной ситуации можно оценить как зрителя, не лишенного любопытства. Где еще я мог бы наблюдать такое? Вот, пожалуйста, два птеродактиля, упираясь, пытались вырвать друг у друга кусок мяса. Крокодил яростно хлестнул хвостом своего собрата - они оба вцепились в один кусок. Маленькие зверьки вгрызались в тушу звероящера так, что наружу торчали одни хвосты и задние лапы...
Туша собрала сюда всех плотоядных из ближних и дальних окрестностей. Мне очень хотелось бы знать, кто поверг наземь и лишил жизни гигантскую рептилию. Большому Гривастому такое не под силу. Разве что "чешуйчатому человеку", о котором с неподдельным ужасом рассказывал Ного. Он мог бы загрызть травоядного гиганта. Запросто. Куда же он ушел после своей победы? Почему не предался пиршеству, а позволил распоряжаться здесь всякой мелкоте? Хищный ящер повергает своего травоядного соплеменника и уходит прочь. В чем тут дело?
Смрад становится невыносимым, и я стараюсь как можно быстрее вывести плот на середину реки, где быстрое течение унесет нас. Жаль, такое хорошее местечко, а причалить нельзя...
Пока наш плот потихоньку отходил от берега, из зарослей с громким ревом вышли два Больших Гривастых и направились к туше. Мелкие звери, волки и даже крокодилы уступали им дорогу. Отойдем и мы подальше от этих когтистых и клыкастых, подальше от муторного смрада, заполонившего окрестности. На середине реки нас подхватило течение. Вскоре запах исчез. Река делала крутой поворот. И сразу же за поворотом нашим глазам открылось широкое зеркало затона с почти неподвижной водой. Поскольку течение нас толкало к противоположному берегу, мы приложили немало усилий, чтобы вырвать плот из его объятий. При этом чуть не проскочили мимо. Приглянувшийся нам участок песчаной отмели оказался метрах в тридцати вверх по течению. Мы соскользнули в воду - Ного сделал это с большой неохотой - и стали подталкивать плот назад. Мне казалось, что придется изрядно повозиться с ним. К нашему удовольствию в неподвижной воде затона плот легко скользил в нужную сторону. Наши ноги глубоко увязали в тине, и я подумал о пиявках. Здесь, должно быть, их царство. Я передергивался от любого прикосновения к моим ногам в тине.
Пригнав плот к берегу, я забил в песок крепкий кол и привязал к нему наш "корабль". Мы теперь знали, что здесь полно хищников, и держали под рукой топоры и дубины. Вслушивались, а мои спутник еще и внюхивался в прибрежные заросли.
Здесь полно сухих деревьев. Их натаскало, по-видимому, в половодье. Я тут же поправился - здесь половодья не может быть. Грозы по нескольку дней подряд - это да.
Я не замедлил подвергнуть своего спутника самой настоящей эксплуатации. Надо было освободить от стволов нашу площадку, выбрать подходящие бревна для плота. Выбрав нужное дерево, я подзывал Ного и просил продемонстрировать незаурядную силу. Могучий дикарь подхватывал ствол у корневища и подтаскивал поближе к плоту. Ного по силе мог бы поспорить с небольшим подъемным краном.